Количество немногочисленных пассажиров этого ночного рейса будет убывать по мере нечастых остановок. Последняя из них в суверенной Сербии — это городок Рашка. Именно отсюда пошла сербская государственность, здесь утверждалось православие. 1200 лет бега времени...

Когда забрезжил тусклый рассвет, из полумрака стали выступать горные склоны: покрытые щетиной безлистого леса, припорошенные снегом. Косово — будто небритое лицо усталого от бед, невзгод человека, блюдущего траур.

Но в Косовской Митровице впечатление таково, что её 25 тысяч человек населения живут в условиях полного благополучия. Они не только регулярно посещают Белград (13 автобусных рейсов в сутки), но и различные города Европы. Косовская  Митровица — это многоэтажный современный город, пусть и небольшой. Видимо, живёт он не только активной дневной, но и ночной жизнью: явно не остаются внакладе добытчики тары в мусорных баках, которые принимаются за каждодневную работу в городе первыми. В это время у тротуаров ещё заняты все места для парковки, гаражей в нашем понимании для личного автотранспорта нет, так как оставленным где угодно машинам ничто не угрожает. Их очень много, и впечатление таково, что автомобиль имеет каждый.  Когда утро позовёт уже всех к делам — работе, учёбе, обращаешь внимание на ухоженных, безмятежных детей, с охоткой спешащих в школу. В многочисленных городских магазинах, салонах, фруктово-овощных маркетах полное продовольственное и товарное изобилие. Мнится, будто попал в то пресловутое общество «потребителей», цель которых — потреблять, потреблять, потреблять... И ничего более.

Это одна реальность. Из неё попадаешь в другую меньше чем через час. Мы едем с местной учительницей русского языка Славицей Лазович в село Баньска, где она работает. В сельской школе 70 учеников, директора зовут Миленко Лукович. Это человек пожилой, невесёлый и какой-то усталый. Он не хочет со мной говорить как с русским журналистом: «О чём угодно, только не об этом». Хорошо понятно, о чём  «об этом». «Сербы погибли в Косово! — даёт волю своему чувству директор. — В России православных сто миллионов. Где они были раньше?  В России поля — по сто километров. Россия богатая страна, а русские сиромашны. Почему?» Директор не стал продолжать и уже спокойно достал из шкафчика крепкую ракию: «Из винограда, сам делал. Угощайтесь...»     

Меня зовут старшие ученики, восьмиклассники, на урок. Он посвящается моему приезду в Косово и их школу. Будущее этих ребят выглядит обеспеченным. Они живут на родной земле среди своего народа. Если захотят, то продолжат учёбу в государственном университете, который переехал (или, жёстче,  —  эвакуировался) в Косовскую Митровицу из Приштины.

В этом вузе на различных факультетах учатся несколько тысяч студентов. Они имеют отличные условия для учёбы, отдыха и спортивных занятий. Беженцы с юга вправе рассчитывать на бесплатное общежитие и другие льготы. Заведующий кафедрой русского языка Абдула Ахмушевич уходит от прямого ответа на мой вопрос о количестве изучающих русский язык студентов. Он утверждает, что их становится больше по мере расширения экономических отношений, говорит о «живых связях». Последний тому пример — в один из городов центральной России ездила большая группа студентов.

Недавно университет в Косовской Митровице проводил прямо-таки грандиозную международную конференцию по Космету —  под названием «Косово и Метохия в цивилизационных течениях». Её содержание сведено в пять увесистых томов. Никакого желания листать их у меня не возникает. В который раз энергии у учёных хватит, чтоб до песчинки просеять политую кровью землю, перебрать все головешки и косточки. Но мне сейчас непонятно, для чего это нужно сербам  —  снова доказывать не единожды доказанное и, главное, в чём искать позитив? В Косовской Митровице, кажется, учтены все местные сербы, погибшие от рук албанцев. Их 170 человек, эти фамилии хранит обелиск на берегу реки Ибар.

Одно из государственных министерств в Белграде — по делам Косово и Метохии («Министарство за Косово и Метохиjу»). Оно призвано защищать интересы сербов и других лиц неалбанской национальности, как сказал мне в своём кабинете специальный советник министра Владимир Йовичич. Он раскрыл передо мной реальность: полномочия его ведомства территориально ограничены рекой Ибар, «дальше к югу институции работают слабо».

Косовская Митровица — административный центр не маленького по местным меркам района, больше 100 километров с севера на юг. Он имеет прямую связь с материнской Сербией, без каких-либо оговорок составляет с ней единое целое: 95% жителей — сербской национальности. Председатель Косовскомитровицкой общины Раденко Неделькович мне рассказал, что экономика всего северного района Космета достаточно эффективна, здесь развита горнорудная промышленность (олово, цинк, золото, серебро), производство грузовиков и железнодорожных вагонов. Главная задача сейчас — юридически избавиться от навязанного извне статуса. Французский контингент KFOR (аббревиатура образована от слов «Kosovo Fors») международных сил по поддержанию мира уже сокращён до минимальных размеров. Парадокс в том, что местная полиция  —  это  структура квазигосударства Республика Косово. Всё вместе — натовский военный контингент и чужая полиция — прямо-таки уникальный случай протектората над районом, который административно подчинён Белграду. Правда, в полиции служат «свои люди» — местные сербы, и им доверяет народ.

С левого берега реки Ибар видится мир противоположный. Дело даже не в минаретах и призывах к молитве в установленный час. Там тоже Митровица, но другая. И другая  реальность. Перед тем  как в неё попасть с сербской стороны, чувство таково, будто нужно превратиться, как в русских народных сказках, то ли в робкого козлёнка, то ли в серого волка.
Всё же лучше оставаться самим собой.

Центр другого мира — город Приштина, всего в 40 километрах к югу. Попасть туда возможно  в маленьком старом микроавтобусе за небольшую плату в сербских деньгах. В ту реальность окунаешься «без раскачки»: на выезде из албанской Митровицы есть кладбище, и твои соседи-пассажиры грустно вздыхают при виде поваленных православных надгробий. И хотя шофёр-серб не подвергается явной дискриминации на дороге, всё равно думаешь, что на его место ни за что не сел бы.

В Приштине будто меняются какие-то полюса. Здесь другие люди — албанцы, или шкиптары, как они сами себя называют. И произносят название этого города с другим ударением, иначе, чем в Сербии. Здесь другой язык. Другие деньги (евро). Здесь не принимается ни один телеканал из Белграда. Здесь непривычные уличные названия. И отличные от всего знакомого ранее персонажи для почитания.

В центре Приштины, как и в Белграде, —  пешеходная зона, это бульвар Матери Терезы (она была албанкой). В начале этого бульвара, напротив элитной гостиницы Grand Hotel, памятник какому-то местному герою, нашедшему свой конец в 1998-м. В Приштине главные городские улицы названы именами президентов США Буша и Клинтона. Здесь «армия освобождения Косова» (UҪK) имеет не террористическое клеймо, а героический ореол, и есть улица UҪK. Здесь на удобном новом автовокзале парень меланхоличным фальцетом зазывает пассажиров в автобус: «Феризай, Феризай...» Не знаем мы такого города — «Феризай». В веках утвердилось название Урошевац. Но сегодня, как говорит сводка статистики, в городе имени сербского царя Уроша проживает 0 человек сербов.

Косовские албанцы и сегодня с уважением относятся к личности давно ушедшего югославского руководителя Тито. Великий хорват никогда их не обижал, начав с того, что после Второй мировой переселил 100 тысяч сербов из Космета в Воеводину, к северу от Белграда.

В центре Приштины — стена с фотографиями погибших албанцев, почти все мужчины. На войне было как на войне. А в Белграде, в другой реальности, я посетил общество «похищенных и пропавших лиц в Косово и Метохии». Его председатель — Верица Томанович. Её мужа, который летом 1999 года был директором медицинской клиники в Приштине, прямо с рабочего места  какие-то люди увезли в неизвестном направлении, что случилось на глазах британских военных из контингента KFOR. Судьба Андрея Томановича до сих пор неизвестна. Как неизвестна судьба многих других —  не обязательно сербов, а, например, цыган, даже турок. Подобным образом их лишали свободы, а потом, вероятно, жизни.  Всего пропавших было 1303 человека, большинство —  ещё до начала агрессии НАТО против Югославии в 1999-м. Существует 4 группы в этом списке: пропавшие и ненайденные, разными путями освобождённые, погибшие и захороненные, признанные погибшими... Сегодня поиски продолжаются в контакте с албанской стороной. Те тоже ищут своих...

Верица Томанович рассказывает историю двух братьев, которых с 1998 года безуспешно разыскивает их мать. Братья Тодор и Лазарь Костичи были высажены из своей машины и в числе 16 других сербов отвезены в лагерь UҪK. Какое-то время спустя их автомобиль был найден в подмосковном городе Королёве. В обществе Верицы уже не надеются на Интерпол и, ухватившись за этот факт, как за соломинку, просят, чтобы наша газета как-то помогла в поисках.

В Приштине существует представительство (канцелярия) Посольства Российской Федерации в Белграде. Большой трёхэтажный особняк, будто корабль под трёхцветным государственным флагом. Идти к нему из центра — как раз по улице UҪK. О Белграде, о Сербии снаружи никак не сказано. Россия относится к числу тех стран, которые не признают Республику Косово, и потому привычно вынуждена лавировать. Наши мне говорят, что в Приштине проживает 40 человек сербов. Возможно, их чуть больше, так как слышал я и другие цифры, но какая в том разница? В году 1999-м, поворотном для новейшей истории Космета, их в Приштине проживало 30 тысяч. Население этого города сегодня — 500 тысяч албанцев, а возможно, и все семьсот. Последнюю цифру назвал мне местный таксист, в таких вопросах безусловный авторитет.

Приштина выросла в современный европейский город «балканского типа», при котором ещё турецкое архитектурное прошлое зачастую эклектически объединяется с настоящим — башнями из стекла, бетона, более современных материалов. В Приштине и её окрестностях  много строят, прокладывают транспортные коммуникации, автострады. В Старом городе, где есть несколько турецких мечетей, много мелких магазинов и лавок. В центре, на проспекте Б. Клинтона и др., сплошь офисы, супермаркеты, реклама для богатых клиентов, торговые представительства, агентства  зарубежных компаний, авиаперевозчиков, иностранные посольства, международные школы. В Приштине очень много таксистов, ожидающих часами клиентов. Там, где есть  «International» — в названиях или по смыслу — в одном «пучке»  колыхаются флаги США, ЕС, входящих туда стран, «универсальный» албанский — красного цвета с двухголовым чёрным орлом — и флаг независимой Республики Косово.

Я побывал в Грачанице, около 10 километров от Приштины. Грачаница — это объект Всемирного наследия ЮНЕСКО: монастырский городок с храмом Успения (XIV век), внутри его сохранилась фресковая живопись более раннего периода, так как храм был построен  князем Стефаном Милутином на основе раньше существовавшего. На монастырской стене у входа — остатки колючей проволоки, которая теперь снята.

Она же, Грачаница, — большое село, центр  крупного сербского анклава в Косово. Главная его улица — это дорога, ведущая из Приштины мимо монастыря на  восток и далее в Сербию. Центр Грачаницы — как в любом небольшом сербском городке, где есть всё, включая банкомат, выдающий евро. Но здесь легитимны и сербские динары. Отличие от Сербии только в том, что другая полиция, да ещё в центре местный штаб международных сил по наблюдению за порядком. Какой-то человек близ продуктового рынка, с целью выяснить что-то, обращается ко мне таким знакомым в России словом «земляк», но, услышав, что я иностранец, русский, теряет ко мне интерес.

В Грачанице, как и в любом славянском селе, у людей приусадебные участки, огороды, домашняя живность. Слишком уж неказистых домов не видно. Есть особняки в два и даже в три этажа. Подобные сербские анклавы в нынешнем Космете можно пересчитать по пальцам. Но только они надежда на то, что сербы как народ на этой территории сохранятся. Ведь полсотни человек (или меньше) их в той же Приштине не могут вырастить детей в родной социокультурной среде. Значит, прервётся связь поколений и как частица народа они скоро исчезнут.

Шкиптарское государство Косово — парламентская республика. Около 70 тысяч сербов, проживающих в анклавах, на недавних выборах в парламент были представлены 9 партийными объединениями (у албанцев 8). Сербы и получили в парламенте 9 мест, а также 1 пост вице-премьера и 3 должности министров из общего количества 18.

В шкиптарской Республике Косово, по идее финна Ахтисаари, кроме албанского, официально принят сербский язык — язык «национального меньшинства». Он заметен, так как служит дублёром в названиях официальных организаций и на дорожных знаках.

В Приштине сформированы  все структуры независимого государства. Понятно, по чьей воле так было сделано, но это факт, который нельзя игнорировать. Здесь создано правительство с министерствами и другие властные институции, СМИ, полиция. Кстати, она же, косовская полиция, круглосуточно охраняет главный сербский памятник на Косовом поле и фиксирует всех его посетителей. Он по периметру ограждён, и свободно к нему не подойдёшь.

По преданию, 28 июня 1389 года победа над турками была близка, и уже поскакали гонцы, чтобы известить о ней соотечественников, но... В самый решительный момент, как и на Руси, сказалась разобщённость князей, предводитель сербского ополчения Лазарь был пленён и погиб, предпочтя «царство небесное» земному. В Сербии дата битвы, несмотря на прошедшие века, всегда отмечается широко. Это своего рода великий поминальный день. Главным в памятной дате для сербов является не поражение, а стойкость и храбрость их прадедов.
 
Кстати, у албанцев есть свой эпический герой борьбы с турками 15-го века, — князь Скандербег. Совладать с ним им так и не удалось. Потому исторических противоречий нет в том, что священный для сербов монумент сегодня охраняет полиция Республики Косово.

В семидесяти километрах от Приштины находится город Призрен — исторический центр Метохии и нынешней Рашско-Призренской епархии Сербской православной церкви. Церковь —  зачастую единственная возможность для официального Белграда как-то влиять на ситуацию, ободрять людей в современных гетто, где светские институции из Белграда «работают слабо». Точнее — не работают вовсе. В Призрене осталось 18 человек сербов. В году 1999-м, который принимаем за отсчёт, число их приближалось к 10 тысячам.

В Призрене прекрасный исторический центр, где многое сохранилось от турецкого средневековья: мост через горную речку, мечеть, питьевой фонтан (хаммам) в центре небольшой площади. В близком соседстве с мечетью — православный кафедральный собор. Однако на самом видном месте здесь «новодел» — брутальное изваяние местного «Басаева». Поэтому центр безнадёжно испорчен. Это не всё: поднимаюсь по крутой улочке в гору — там полуразрушенный, брошенный храм. Памятник XIV века, храм Спасителя, связанный с деятельностью царя Душана Сильного, был подожжён в марте 2004 года. Немецкий силовой контингент, который видел происходящее, спокойно допустил это. И вновь берём тот же «год отсчёта», когда Космет оказался под международным протекторатом и сюда были введены миротворцы НАТО: с того времени было разрушено, полностью уничтожено более сотни православных храмов, монастырей.

Правительство России недавно подтвердило своё решение, принятое ещё до кризиса,  —  выделить средства на восстановление разрушенного в Космете. Беда в том, что разрушенного слишком много.

В Призрене договариваюсь с таксистом о проезде в Албанию. Таксисты — истинные граждане мира: хоть здесь, хоть в Приштине язык межнационального общения для них —    сербский. Косовские таксисты будут довольны, что их очередной пассажир — из России, русский.

Реалии конфликтного по своему статусу Косова таковы, что не угадаешь заранее: я ездил везде, где хотел, ни разу не достав паспорт, —  без проверок на дорогах и улицах, без регистраций в городах. Никому не было дела до пассажиров автобуса «Космет превоз» из Белграда. А тут — государственная граница, международный КПП, в окне человек в форменном кителе. Следует вопрос на сербском: «Чем занимаешься, шеф?» Да не всё ли равно, чем? Клацнула печать — и в моём паспорте стандартная отметка о выезде из страны, Республики Косово. Поскольку Сербия и Россия не признают такую республику как независимое государство, теперь отметину эту хоть вытравляй. А по всем правилам — паспорт  теперь подлежит обмену. А мне ведь ещё в Белград возвращаться, затем в Москву... Вот уж действительно — хождение из одной реальности в другую.