21 января 2019 года исполнилось 95 лет со дня смерти вождя российских большевиков, создателя и первого главы Советского государства Владимира Ильича Ульянова-Ленина. Отношение к нему до сих пор раскалывает российское общество.
Но и после десятилетий антикоммунизма даже враги Ленина не могут отрицать, что это был человек, рожденный для политики. Он обладал огромным талантом организатора. Ему было свойственно тонкое политическое чутье. Он умел правильно угадывать главные тенденции ситуации и мгновенно их использовать.
Но, к сожалению, учиться у Ленина этому мастерству стремятся далеко не все. Более того, среди тех, кто является его противником в политическом смысле, использующих метод Ленина – конечно, тайно, не заявляя об этом вслух, – чуть ли не больше, чем среди его сторонников.
Так что же это был за метод? Как этот метод можно применить к нашей современной действительности? И наконец, какие результаты даст это применение?
2
Конечно, политических методов, пригодных всегда и везде, не существует. Ленин это прекрасно понимал. «Тот, кто захотел бы выдумать для рабочих такой рецепт, который бы давал заранее готовые решения на все случаи жизни… – писал Владимир Ильич, – тот был бы просто шарлатаном».
Но вместе с тем у него все же был один метод, который он часто применял для оценки политической ситуации. Я бы назвал его методом основного звена.
Название это происходит от метафоры, которую очень любил Владимир Ильич. В июне 1917 года он даже посвятил ей небольшую статью, которую так и назвал «Крепость цепи определяется крепостью самого слабого звена ее». Там он писал: «Если нужна железная цепь, чтобы удержать тяжесть, скажем, в 100 пудов, – то что получится от замены одного звена этой цепи деревянным? Цепь порвется. Крепость или целость всех остальных звеньев цепи, кроме одного, не спасет дела. Сломается деревянное звено – лопнет вся цепь. В политике то же самое».
А через 5 лет, в марте 1922 года, в политическом отчете ЦК Ленин сказал: «Политические события всегда очень запутаны и сложны. Их можно сравнить с цепью. Чтобы удержать всю цепь, надо уцепиться за основное звено».
Собственно, два этих высказывания выражают одну и ту же мысль, только показанную, так сказать, с двух сторон.
Политическая ситуация, в какой бы момент времени мы ее ни взяли, представляет собой набор проблем. Это естественно. Общество состоит из множества классов, сословий, профессиональных, возрастных, этнических и прочих групп, в конце концов, отдельных индивидов, интересы которых постоянно вступают в противоречие (и это не говоря уже о противоречиях между государствами и блоками государств). Эти противоречия нуждаются в разрешении. Чем лучше и скорее мы найдем способ решить каждое из них, тем устойчивее будет общество.
Ленин сравнивает политическую ситуацию с цепью, а проблемы – со звеньями цепи. Однако среди этих звеньев есть одно, основное. Это – ключевая проблема, правильное решение которой спасет всю ситуацию, а неправильное ее обрушит. В этой проблеме концентрируются устремления миллионов людей. Их нужно так или иначе удовлетворить, хотя сделать это безумно трудно и зачастую кажется, что в существующих условиях невозможно. Политик, который предложит слабое решение этой главной проблемы, похож на того, кто попытается «укрепить» это слабое место деревянным звеном. Это звено обязательно разорвется, и порвется вся цепь, несмотря на то, что все остальные звенья хорошо укрепленные. Политик, который предложит сильное решение, похож на того, кто будет укреплять и удерживать основное звено и тем самым убережет от разрыва всю цепь.
Но для этого нужно правильно оценить политическую ситуацию, найти ее основное звено. Допустить неверную оценку – значит, пустить прахом многолетние, а иногда и многодесятилетние усилия.
Ленин это делать умел. В том отчете ЦК от 1922 года, где Ленин говорил, что политические события подобны цепи и нужно ухватиться за основное звено, он сам проиллюстрировал это событиями 1917 года. Эту главную, ключевую проблему он обозначает любимым своим разговорным словечком – «гвоздь»: «В 1917 году в чем был весь гвоздь? В выходе из войны, чего требовал весь народ, и это покрывало все…Основная потребность народа была учтена, и это дало нам победу на много лет».
Действительно, подавляющее большинство населения России составляли тогда крестьяне. Их было около 80% от всего населения. Если добавить сюда солдат – тех же крестьян, но в военных шинелях, и значительную часть рабочих, которые просто приезжали из деревень в город на заработки, то будет и все 90%. Это были представители патриархальной цивилизации, которые еще не мыслили в категориях национального сознания. Как показывает история, национализм, чувство своей принадлежности к нации как к большой гражданской общности, возникает достаточно поздно, в эпоху развития капитализма, с распространением грамотности школ, печатных СМИ. Французский крестьянин XVII века не ощущал себя французом. Он считал себя католиком, провансальцем, подданным короля, жителем своей деревни. Французская нация родилась в огне буржуазной революции и последующих модернизационных преобразований страны. То же и русские крестьяне начала ХХ века. Это их дети и внуки, которые пройдут горнило сталинской культурной революции, которых в школах обучат литературному языку, познакомят их с творениями Пушкина и Толстого, расскажут об Александре Невском и Александре Суворове, станут ощущать себя членами русской социалистической нации, простирающейся от Бреста до Владивостока. Поэтому на них будет действовать советская патриотическая пропаганда. И прочитав во фронтовой газете статью Симонова «Русское сердце», они пойдут бить врага, покусившегося на русскую землю.
Их безграмотные отцы и деды, верившие в то, что земля – это «мужицкая Богородица», а гром – от колесницы Ильи-пророка, ничего не слышавшие о Пушкине и Суворове, говорили про себя: «мы – псковские», «мы – рязанские». Их интересы не выходили за пределы родной деревни и лесочка, который у помещика, а надо бы его «миру» передать. И пока эта земля и этот лесочек не были затронуты, их мало что волновало. До марта 1917 года они в основной массе воевали, потому что «царь велел». После того, как в марте царь отрекся от престола и Россия осталась без главы государства, они решили, что власти больше нет, воевать теперь незачем. Тем более война обескровливала деревню, лишала ее взрослых мужчин, основной трудовой силы, отбирала хлеб и лошадей. Во имя чего терпеть все это?
Отсюда массовое дезертирство из армии. Большевики подхлестнули его своей антивоенной пропагандой. Но они вовсе не были его причиной. Дезертирство началось еще до революции. Националистические лозунги вроде борьбы русских против тевтонской силы (а в порыве пропагандистского русофильства царское правительство даже переименовало Петербург в Петроград) действовали лишь на грамотную часть российского общества, но никак не на крестьян. Крестьяне не хотели воевать, не понимали, за что воевать, если нет царя и царева приказа. Они считали все разговоры о Босфоре и Дарданеллах чушью по сравнению с судьбой своего земельного участка и господского леска.
Русские политики того времени – люди грамотные, интеллигентные, учившиеся в гимназиях и университетах, умно рассуждавшие об идеях патриотизма и об английской конституции, подспудно были уверены, что считаться с мнением этих грязных оборванных мужиков в шинелях и без них ниже их достоинства. Мужик, по их глубокому убеждению, для того и создан, чтоб обеспечивать человека культурного и образованного, слушаться его, выполнять его приказы. А образованный господин, если он по-настоящему просвещен, уж не оставит мужика в беде… Господин потом, когда-нибудь о мужике обязательно позаботится… Когда решит свои господские проблемы. Установит конституцию, создаст парламент, раздаст министерские портфели…
И только Ленин ясно понял, что ежели этих мужиков в России большинство, сто миллионов человек, и к тому же им уже выдали винтовки и патроны, то судьба страны зависит от них – грязных, оборванных мужиков, толкующих о весне и севе, а вовсе не от господ в европейских костюмах, заседающих в комиссиях и на совещаниях и пересыпающих свои речи английскими и французскими словечками. Историю вообще делает большинство – либо своим бездействием, либо своими действиями. А в данный конкретный момент, в марте-октябре 1917 года, это крестьянско-рабочее большинство в разбуженной революцией России требовало прежде всего мира. Причем вопрос не стоял так: дадут им этот мир или нет? Вопрос стоял по-другому: успеет или нет Россия заключить мирный договор до того момента, когда вовсе лишится армии и ее противники поймут, что и им и их наступлению почти никто не противостоит?
Ленин, повторюсь, это очень ясно понял и выбросил лозунг завершения войны, а затем – лозунг Брестского мира на любых условиях. И выиграл! Брестский мир дал передышку, которую удалось использовать, чтоб взамен разбежавшейся царской создать Красную армию. Рабочие и крестьяне, пошедшие в Красную армию, уже понимали, за что они воюют и остановили наступление немцев на Петроград. А потом подоспела и революция в Германии…
Царское правительство и февралисты не поняли этого. Они требовали войны до победного конца. И большинство отвернулось от них и не стало их защищать, когда их свергли. А ведь даже американский историк Пайпс, которого трудно заподозрить в симпатиях к Ленину, сказал: если бы Николай Второй в марте 17-го сделал то, что Ленин сделает через год, в марте 18-го, то есть заключил сепаратный мир с Германией, то империя – правда, скорее всего, лишь на время, была бы спасена…
3
Ленинский «метод основного звена» действует и в наше время. И надо сказать, современная российская власть в свое время успешно его использовала для достижения своих целей.
Вспомним события конца 90-х, когда пришел к власти нынешний президент. Очевидно, главной, ключевой проблемой тогда была также проблема войны. Постсоветская Российская Федерация с 1994 года вела войну в Чечне. В 1996 году, сразу же после выборов президента, в Хасавюрте был подписан мирный договор. Фактически он означал полное признание мятежной Чечни независимым государством со стороны российского руководства и в то же время полное обеспечение ее финансами из центра. Кремль прекращал военные действия, выводил войска с территории Чечни, отказывался от вмешательства в то, что происходило в этой кавказской республике. При этом он продолжал ее называть частью России и регулярно посылал туда финансовые транши «на зарплаты госслужащим и пенсии». В результате в республике продолжались этнические чистки, бандитизм, оттуда бежали почти все русские, а на границах боестолкновения не прекращались все годы «мира». В конце концов боевики настолько обнаглели, что развернули террористическую деятельность по всей России и даже осуществили военное вторжение в Дагестан.
В стране ширилось антивоенное движение. Особо активны были комитеты солдатских матерей.
В 1999 году Госдума попыталась объявить импичмент президенту Ельцину. Ему было предъявлено 5 обвинений: в развале СССР, в разгоне Верховного Совета, в развязывании чеченской войны, в ослаблении обороноспособности страны и в геноциде русского народа. Показательно, что больше всего голосов – 283 (до импичмента не хватило лишь 17 голосов), было отдано за обвинение в разжигании чеченской войны.
Пришедший к власти новый президент понял, что прежде всего нужно как-то решать проблему чеченской войны. Если ему это удастся, то он получит поддержку миллионов, а если нет – он, как и Ельцин, станет кандидатом на импичмент…
7 августа 1999 года началось вторжение боевиков Басаева в Дагестан. Уже 9 августа Путин стал премьер-министром России и активно стал организовывать контроперацию. 15 сентября боевики были вытеснены за границы Дагестана.
Конечно, на этом все не закончилось. Следующий шаг Путина – переговоры с муфтием и военным амиром Чечни, третьим человеком в масхадовской Ичкерии Ахматом-Хаджи Кадыровым (отцом нынешнего главы ЧР) и переход его и подконтрольных ему формирований на сторону федеральных войск. Ахмат-Хаджи Кадыров всегда был врагом ваххабизма и присутствия в Чечне иностранцев-исламистов, а после нападения главы ваххабитов Шамиля Басаева на Дагестан Кадыров заявил, что это уже не джихад, а простая бандитская война. Отказ Масхадова осудить Басаева и запретить в республике ваххабизм объективно сделал Кадырова союзником федеральных войск, которые также боролись с ваххабитами.
Сегодня очень многие критикуют Путина за то, что он «легализовал клан бывших боевиков», «засыпал республику деньгами из федерального бюджета». Но если уж говорить совсем честно, то в той ситуации у него просто не было иного выхода.
Продолжать войну силами Российской армии в 1999 году на Кавказе было так же невозможно, как в 1918 году вести войну с немцами. Солдаты не хотели воевать, семьи не хотели отдавать своих сыновей в «мясорубку» новой кавказской войны, против войны была настроена вся российская, да и зарубежная общественность… Не знаю, придумал ли этот выход сам Путин или его тогдашние советники, и уж, конечно, не знаю, читали ли они Ленина или ими двигала политическая интуиция, но факт остается фактом. Союз с Кадыровым и стоявшими за ним силами переломил ситуацию. Это дало возможность уже в 2000 году взять под контроль почти всю территорию республики и заявить об окончании войны и переходе к контртеррористической операции, которая в основном проводилась уже без широкого привлечения федеральных войск. А значит, и прекратился поток похоронок в квартиры на Тамбовщине и на Дальнем Востоке, прекратились демонстрации солдатских матерей в центре Москвы, события на Кавказе отошли на второй план в видеоряде теленовостей.
Если бы Путин в максимально сжатый срок не решил проблему войны, то цепь политических событий его правления порвалась бы, не успев начаться. Вспомним рейтинги Ельцина после неудачной первой кампании. Разрешение же этой проблемы сразу же превратило Путина в глазах значительной части российского общества в «спасителя Родины», и это предопределило победу на выборах политика, до этого почти неизвестного, да еще и предложенного на сей высокий пост крайне непопулярным Ельциным. Это открыло эпоху высоких рейтингов «президента-патриота»…
4
Безусловно, сразу же возникает вопрос: «А что сегодня является этим основным и «слабым» звеном?
Ответы на этот вопрос у экономических и политических элит России и у народа различные.
Глава Счетной палаты Алексей Кудрин 10 октября ушедшего года на заседании Российского союза промышленников и предпринимателей (РСПП), как известно, заявил, что главная проблема современной России – восстановление прежних, докрымских, отношений со странами Запада, то есть снятие санкций или хотя бы снижение санкционного давления. Он сказал: «Если санкции будут наращиваться, то цели, которые поставил президент, практически недостижимы по многим показателям, в том числе технологическому и социальному развитию. Поэтому сегодня внешняя политика России должна быть подчинена уменьшению напряженности наших отношений с другими странами и как минимум сохранению или снижению санкционного режима». Думается, трогательная забота о выполнении поручений президента со стороны Кудрина – просто «дымовая завеса». Кудрин у нас – представитель группировки «либералов» во власти, да и аудитория, к которой он обратился с этими словами, соответствующая. Очевидно, что названное является главной проблемой не для народа России, а для них – для власти, ее пропагандистской обслуги, крупного бизнеса. Именно они больше всего страдают от санкций и охлаждения отношений с Западом. Ведь у них за границей, в странах Западной Европы и США, недвижимость, акции, банковские вклады, семьи. Это на экранах российского ТВ они твердокаменные патриоты, клеймящие «тлетворные западные ценности». После пересечения границы с Евросоюзом они чудесным образом превращаются в законопослушных лояльных граждан западных государств – хотя бы как небезызвестный Сергей Брилев. Это подтверждают и исследования социологов Левада-центра. Обеспокоенность санкциями и разладом с Западом в российском обществе, в общем-то, высокая: 40% по сравнению с 30% пару лет назад. Но выражают эту обеспокоенность в основном представители бизнеса и госслужащие – более 60%, да еще пенсионеры (около 50%), которые, всем известно, являются у нас основными потребителями пропагандистской «телесивухи». В то же время представители такой социальной страты, как рабочие, вообще не интересуются отношениями с Западом. И это естественно – политических программ по ТВ они, как правило, не смотрят, домов и капиталов за границей у них нет, и более того, у большинства из них нет даже загранпаспортов. В нашей стране лишь каждый пятый гражданин имеет загранпаспорт. Это около 30 миллионов от всей 140-миллионной России.
Что же больше всего интересует простых, обычных граждан России, каковых в стране абсолютное большинство? Еще в июне, до объявления пенсионной реформы, по данным ВЦИОМа: «Доля граждан, оценивающих свое материальное положение как «плохое» или «очень плохое», подскочила до 25%». При этом «зафиксированный показатель на треть превысил уровень прошлого года (18%) и стал рекордным с кризисного, 2009 года, когда на финансовые проблемы жаловались 28% россиян». Важно, что оптимизма у большинства наших граждан все меньше: «Рекордное число респондентов – 26% – заявили, что ждут дальнейшего ухудшения своего материального положения. Доля ожидающих улучшений упала с 33% до 24%, что также стало историческим минимумом» («Россияне пожаловались на рекордное за 9 лет ухудшение материального положения» // Finanz.ru).
И для таких настроений есть объективные причины. Материальное благосостояние значительного количества россиян неуклонно падает. Еще в середине 2017 года Росстат констатировал, что доля россиян, живущих за чертой бедности, достигла 20,3 миллиона человек. И это притом что, по мнению наших статистиков, черта бедности связана с установленным в РФ прожиточным минимумом, в котором на питание в месяц отводится 4,5 тысячи рублей. То есть по логике «государевых счетоводов» тот, у кого от зарплаты после уплаты коммунальных услуг остается 4,5 тысячи рублей на месячную корзину продуктов, – бедный человек, а все остальные – люди среднего достатка и богатые. А ведь корзина на 4,5 тысячи рублей эквивалентна по калорийности месячной «пайке» в немецких лагерях. Страшно подумать, кто тогда у Росстата считается нищим!
В так называемых развитых странах черта бедности начинается с месячного дохода в 1000 долларов США. Это значит, что по западным меркам в России за чертой бедности живет ровно половина населения страны. Причем это не только пенсионеры, инвалиды и другие слабозащищенные социальные группы, но и вполне трудоспособные граждане, работающие и получающие зарплату. Ведь средняя зарплата у нас – около 30 000 рублей, то есть примерно около 500 долларов! В два раза меньше, чем у американского бедняка-безработного! А многие у нас работают и за 20, и за 15 тысяч в месяц… («О живущих за чертой бедности в России».)
Напомню, что так дело обстояло больше года назад. А сейчас, по заявлениям специалистов Левада-центра, «группа тех, кому не хватает на еду или хватает только на еду, за 11 месяцев увеличилась минимум на 3 п.п. В октябре-ноябре она достигла 28% населения» («Пределы терпения» // Левада-центр, 03.12.2018).
Конечно, сегодня нет продуктовых карточек, не наблюдается очередей за хлебом и, слава Богу, на улицах не валяются умирающие от голода. Наша страна знала времена куда более суровые. Но дело ведь не только в этом. Опросы показывают, что простые граждане не видят в будущем никакой перспективы. Только 4% опрошенных россиян заявили, что планируют свою жизнь на много лет вперед. 35% рискуют делать это лишь на год-два. 46% вообще заявили, что не знают, что с ними будет в ближайшие месяцы. 34% сказали, что главное чувство, которое они испытывают, – усталость и безразличие. Число таких россиян сравнялось с теми, кто еще сохраняет надежду на лучшее, хотя еще в 2015 году число надеющихся было больше (правда, на 3%).
Причины этого тоже понятны. Закрываются предприятия, исчезают рабочие места, а на тех, что остались, зарплаты грошовые, на которые не проживешь и уж тем более семью не прокормишь. Люди уезжают из провинции. Социологи ВШЭ выяснили, что в стране от 10 до 15 миллионов «отходников». Это люди, которые прописаны и числятся в малых и средних городах, прежде всего в Центральной России, но работают в крупных региональных городах, а также в Москве и Петербурге (6 миллионов «отходников» трудятся в Москве). Они занимают ниши водителей, официантов, продавцов, охранников, строителей. Труд тяжелый, изматывающий, без каких-либо социальных гарантий, подрывающий здоровье, но людям деваться некуда. Целые города в таких областях, как Калужская или Владимирская, стоят полупустые: все трудоспособное население уехало на заработки, остались пенсионеры, дети да чиновники с полицейскими – те, кто получает пособия и жалованье от государства. Потому что предприятия позакрывались или стагнируют, на что-либо надеяться в родном городе и тем более в деревне и поселке не приходится. Перед нами очевидная деградация страны. Нельзя не согласиться с социологом Евгением Гонтмахером: «Нормальная страна – это страна, где точки роста есть почти везде. Концентрация деловой активности в Москве, Петербурге и в городах с миллионным населением приводит к обезлюживанию огромных территорий. Если отходничество в России будет нарастать, то это будет означать ее отход от некоего магистрального цивилизованного пути развития».
Но самое страшное – бегство из провинции молодежи. По данным Института социального анализа и прогнозирования РАНХиГС, доля выпускников школ, «выбирающих «миграционную стратегию», выросла с 64% в 2004 году до 75% в 2015-м. Причем больше половины опрошенных в 2015 году были намерены уехать навсегда». Что же касается удаленных малых городов, то в них «после школы намерены остаться только 4% выпускников». («Российская молодежь массово покидает малые города» // «Общая газета», 14.04.2015). А ведь это данные 2015 года, а через 2 года министр образования Васильева призналась, что в московских вузах доля москвичей составляет лишь 30%, а 70% мест занимают иногородние. И еще 30% юношей и девушек, получивших вузовские дипломы в провинции, также переезжают в Москву («Перелетные дети. Почему выпускники вузов редко возвращаются в родные города // «Аргументы и Факты», № 40, 04.10.2017). Население Москвы ежегодно увеличивается на 100 000 человек. Это значит, каждый год Москва поглощает по два полноценных малых города (в РФ малым считается город с населением до 50 000 человек). Провинциальная молодежь и вообще люди трудоспособного возраста бегут в столицу. Деревенская молодежь и юноши и девушки из малых городов, если не получится с переездом в столицу, переезжают в региональные центры. Сами москвичи и петербуржцы уезжают в Восточную Европу (а некоторые и в Западную, а то и в США).
Эти жизненные тенденции гораздо точнее характеризуют сложившуюся ситуацию, чем победные реляции чиновников и ведущих с провластных каналов ТВ. Материальное положение россиян ухудшается, особенно в провинции. Возможностей найти хорошую работу, расти в карьерном плане, развиваться нет. Значительная и наиболее активная часть россиян самим своим поведением показывает: страну довели до того, что в ней можно хоть как-то достойно жить только в городах-миллионниках, где есть хоть какие-то деньги, за счет концентрации банковского капитала, разжиревшего на нефтедолларах. Вся оставшаяся часть страны впала в такую деградацию, что становится территорией мало пригодной для жизни, она годится лишь для доживания. Если раньше у нас были деревни, где доживали свой век пенсионеры, то теперь уже есть и такие депрессивные города... Там нет нормальной медицины, нормального образования, нормальной работы, нормального досуга – там безработица, тоска, алкоголизм и.... телевизор, рассказывающий, что Россия снова стала великой державой!
Более того, российская провинция просто становится руинами и «чистым полем». По данным демографов, с 1990 по 2010 год в России исчезли с географической карты 23 тысячи населенных пунктов. 20 тысяч из них – села и деревни, около 3 тысяч – поселки городского типа и малые города. В основном это территория Дальнего Востока, Сибири и Центральной России. Среди городов больше всего пострадали моногорода, завязанные на оборонных предприятиях. Более того, путинское руководство провозгласило такое обезлюживание провинции… государственной политикой! В 2011 году Эльвира Набиуллина, которая тогда была министром экономического развития и торговли, заявила: «Убывание городов небольшого размера является непреодолимой глобальной тенденцией» и «В перспективе нескольких десятков лет сохранить жизнеспособность всех этих образований будет проблематичным». По мысли Набиуллиной, нужно вкладывать деньги в модернизацию «12 российских миллионников». Сказано – сделано! В 2011 году из 440 моногородов России финансовую господдержку получили… 15! (С.С. Слепаков. «Вымирание малых городов и деревень в России: «огораживание» XXI века?»)
10 лет ельцинщины и 20 лет дутой стабилизации привели тому, что остатки былого «магистрального цивилизованного пути развития» (как выразился социолог Гонтмахер) скукожились до дюжины точек на карте бывшей РСФСР. Это и есть главная проблема, которая волнует большинство россиян – тех, у кого нет загранпаспортов, гражданства Великобритании и Голландии, счетов в Швейцарии и домов на океанском побережье в США.
Это и есть «гвоздь» современной политической ситуации, если пользоваться терминами Ленина. Только вот мне почему-то кажется, что по-настоящему решать эту проблему наша власть не только не станет, но и не захочет…
