Российская академическая наука продолжает искать ответы на вопросы, которые поставила перед экономикой страны пандемия коронавируса и предшествующие десятилетия стагнации. На днях опубликован доклад Института народно-хозяйственного прогнозирования (ИНП) РАН «Посткризисное восстановление экономики и основные направления прогноза социально-экономического развития России на период до 2035 г.». Некоторые его положения — настоящий приговор социально-экономическому курсу президента и правительства.
ПО ОЦЕНКАМ ИНП РАН, спад в российской экономике в 2020 году составит примерно 4—5%, снижение производства может быть наиболее значительным в нефтедобыче, автомобилестроении, производстве прочих транспортных средств и оборудования, секторе потребительских услуг. В результате кризиса под угрозу сокращения попали около 5 млн человек, занятых в экономике. В группе риска находится как часть населения с низкими доходами (менее 10 тыс. руб. на члена семьи), так и население с доходами среднего уровня.
Многолетняя стагнация и сползание в кризис начались ещё задолго до пандемии коронавируса. За последние 10 лет рост российской экономики увеличился лишь на 9%. Это означает, что среднегодовые темпы экономического роста за этот период составляли менее 0,9%. И это при том, что среднегодовые темпы роста мировой экономики в последнее десятилетие составили почти 3%. Отставание России от развитых стран нарастало по всем направлениям: технологическому, социально-экономическому, оборонно-стратегическому.
В условиях низких темпов экономического роста многие успешные предприятия свободные денежные средства стали переводить в дивиденды, а не вкладывать их в инвестиции. Фактически российская промышленность перешла к стадии «проедания» имеющегося производственного потенциала. Есть предприятия, которые могли бы инвестировать в модернизацию производства, но не имеют доступа к банковскому финансированию, где средние реальные ставки по кредитам находятся на очень высоком уровне для развивающихся стран.
Использовавшаяся в период 2014—2019 годов система мер денежно-кредитной и бюджетной политики привела к опережающему росту цен на сырьевую продукцию на внутреннем рынке. В рамках действия бюджетного правила курс рубля перестал ограничивать рост внутренних цен на моторное топливо, металлы, зерно, химическую продукцию и т.д., что потребовало введения «экзотических» мер ценового регулирования вроде «обратного» акциза на нефтепродукты. В экономике происходило перераспределение ресурсов от производителей в пользу финансового сектора. Ежегодно в финансовой системе накапливалось около 10% объёма ВВП «избыточных» финансовых ресурсов, которые не работали на экономический рост.
Увеличение доли углеводородов и другой первичной продукции в российском экспорте в последние десятилетия в условиях практически открытого внутреннего рынка усиливало замещение отечественной продукции импортом. Наиболее значительно эта тенденция проявилась на внутреннем рынке наукоёмкой продукции: электроники, фармацевтики, машин и оборудования, химии. В результате произошло сжатие отечественного сектора НИОКР, снижение спроса на отечественные инновации, их замещение импортными технологиями и готовой продукцией. Сохранение специализации на производстве и экспорте углеводородов будет означать низкую динамику экспорта и, соответственно, экономического роста, так как при опережающем относительно экспорта росте ВВП будут возрастать риски девальвации рубля из-за опережающего роста импорта.
Учитывая темпы роста мировой экономики и стран — основных потребителей российских товаров, а также динамику энергоёмкости ВВП стран — торговых партнёров России, можно ожидать, что среднегодовые темпы внешнего спроса на российские углеводороды и другие сырьевые товары не превысят 2% в год. Такая динамика не позволит обеспечить экономический рост выше 2,5% в год. Таким образом, в ближайшие десятилетия специализация России в системе международного разделения труда на принципах обмена первичного сырья на продукцию для конечного потребления будет оказывать возрастающее негативное влияние на долгосрочный потенциал экономического роста.
Одним из факторов, тормозящих социально-экономическое развитие, авторы доклада называют избыточные резервы. Политика избыточного резервирования внешнеэкономических доходов, а также отказ от использования этих резервов означают сдерживание экономического роста. Дальнейшее накопление валютных резервов уже не имеет экономического смысла. Во-первых, в условиях плавающего курса нет необходимости тратить валютные резервы для удержания курса. Во-вторых, в случае обострения геополитической ситуации доступ к значительной части резервов (кроме золотого запаса, хранящегося на территории РФ) может быть ограничен. Как это можно наблюдать на примерах Ирана, Венесуэлы и ряда других стран.
Практика показала, что политика опережающего накопления резервов не позволила решить ни одной из важнейших задач социально-экономического развития: ВВП растёт в два раза медленнее, чем мировая экономика; реальные располагаемые доходы населения сокращаются; зависимость экономики от состояния и динамики ТЭК в период перед кризисом 2020 года только усиливалась. Авторы доклада призывают правительство направлять дополнительные валютные доходы от ТЭК не в резервные фонды, а на две ключевые цели: поддержку закупок высокотехнологичного импортного оборудования и продвижение несырьевого экспорта.
ЕЩЁ ОДИН недооценённый властями порок современной социально-экономической системы — резкий контраст между самыми бедными и самыми богатыми. Сказано и написано об этом немало. Самые свежие доступные статистические данные таковы. За последнее десятилетие распределение денежных доходов между децильными (десятипроцентными) группами домашних хозяйств характеризовалось тем, что возросла доля совокупных денежных доходов, приходящихся на наиболее обеспеченную — десятую — децильную группу домашних хозяйств. В 2018 году их доля составила 30,2%, тогда как десятилетием ранее, в 2008-м, равнялась 27,1% (в 2010-м она была ещё ниже — 26%). Снизились доли седьмой, восьмой и девятой децильных групп (в эти группы входит большая часть «среднего» класса), в 2018 году они составляли соответственно 9,8% (сокращение по сравнению с 2008 годом на 0,9 проц. п.), 12,3% (сокращение на 1,1%) и 16% (сокращение на 0,7%).
В 2015—2018 годах в той или иной мере снизились доли почти всех децильных групп домашних хозяйств. В течение этого периода прирост реальных денежных доходов — на 11,2% — наблюдался только в десятой децильной группе (самых богатых). В первой — девятой децильных группах было зафиксировано сокращение реальных денежных доходов, причём, как правило, в менее обеспеченных группах — более значительное сокращение доходов. Так, если реальные денежные доходы девятой децильной группы в 2015—2018 годах снизились на 0,4%, то в восьмой децильной группе сокращение составило уже 3%, в пятой — 4,1%, во второй — 7,2%, а в первой — 13,7%.
Наблюдаемый статистикой рост реальной заработной платы преимущественно концентрируется в верхних доходных группах населения, где уровень потребностей относительно насыщен, поэтому их расходы при общем снижении почти не сократились. Это ведёт к тому, что рост доходов наиболее обеспеченных групп населения в значительной степени трансформируется в сбережения или покупки импортируемой продукции, что снижает вклад потребительского спроса в увеличение ВВП. Соответственно ключевым фактором интенсификации вклада потребительского спроса в ускорение экономической динамики является рост доходов и спроса низкодоходных групп населения.
По мнению авторов доклада, перераспределение доходов может выполнять не только важную социальную функцию (за счёт выравнивания доходов и решения проблемы бедности), но и функцию оптимизации с точки зрения формирования условий для экономического роста.
Экономические возможности и поведение представителей различных доходных групп существенно разнятся. Высокодоходные группы населения, во-первых, подавляющую часть своих доходов сберегают, а во-вторых, в своём потреблении ориентируются преимущественно на импортную продукцию и услуги. И то и другое отрицательно сказывается на экономическом росте. Теоретически сбережения обеспеченной части населения являются одним из источников накопления, но на практике они скорее превращаются в главный источник вывоза капитала. В связи с этим можно утверждать, что с точки зрения создания возможностей для экономического роста сложившееся в российской экономике распределение доходов, мягко говоря, далеко не оптимально. Необходимо значимое перераспределение доходов, которое может быть обеспечено за счёт введения прогрессивной шкалы подоходного налога.
Реалистичный потенциал роста от перераспределения доходов в нашей экономике составляет как минимум 2% ВВП. Так, если повысить налоговую ставку для пятой доходной группы с 13 до 25%, то это обеспечит прирост ВВП в 2,2%, если до 30% — более 3%.
Расчёты ИНП РАН показывают, что наибольший (относительно прочих направлений перераспределения бюджетных расходов) вклад в прирост ВВП в ближайшие 1—3 года может обеспечить индексация пенсий и заработной платы госслужащих темпами, превышающими уровень инфляции. Так, ускоренная индексация пенсий (быстрее запланированного уровня на 5% в год) позволила бы повысить темпы роста потребления домашних хозяйств в реальном выражении на 0,5% ежегодно. Проведённые оценки позволяют констатировать, что повышение на 1 рубль любого типа выплат населению обеспечивает прирост валового выпуска на 1 руб. 41 коп.
Ведущие экономисты РАН призывают правительство содействовать социально ориентированному развитию российской экономики, предполагающему переход к обществу благосостояния, соответствующему стандартам развитых стран. Для этого необходимо продолжить концентрировать усилия на борьбе с бедностью, поддержке уровня жизни пенсионеров; повышении уровня оплаты труда в бюджетной сфере, прежде всего в науке, образовании и здравоохранении; формировании равных условий деятельности для высококвалифицированных работников бюджетной сферы в различных регионах страны. Авторы доклада полагают, что необходимо уже к 2024 году поднять уровень пенсий с 32 до 40% средней заработной платы и в долгосрочной перспективе — до 60—70%, разрешив досрочно уходить на пониженную пенсию в 55—60 лет.
РЕКОМЕНДАТЕЛЬНАЯ (в адрес правительства) часть доклада содержит ряд конкретных предложений, среди которых мы бы выделили следующие.
Работоспособная стратегия пост-коронакризисного восстановления и развития российской экономики не может строиться на сугубо технократической основе, она должна отвечать на новые социальный и ценностный вызовы. Она не может строиться только в логике «расшивки узких мест», сформировавшихся в существующей системе, а должна исходить из необходимости создания действительно нового будущего.
Развитие человеческого капитала и повышение уровня научно-технологического развития требуют перераспределения государственных расходов в сферу образования, здравоохранения, научных исследований и разработок. На этой основе должны меняться требования к создаваемым рабочим местам и уровню оплаты труда. Главной целью среднесрочной экономической политики должен стать существенный рост уровня благосостояния всех слоёв населения.
Необходимо кратно увеличить финансирование здравоохранения и всей сферы экономики знаний, которые в России по доле в ВВП в 2,5—3 раза уступают ведущим экономикам мира. При этом с 2020 по 2025 год требуется увеличить удельный вес в ВВП вложений в здравоохранение с 5 до 6—6,5%, НИОКР — с 1,1 до 1,7%; в образование — с 4 до 5,5%. Это потребует ежегодно не менее 2 трлн руб., или 13-процентного роста совокупного объёма вложений в экономику знаний в целом, и обеспечит увеличение вклада этой сферы в ВВП с 14 до 18—20%.
Запланированный объём финансирования существующих государственных программ и национальных проектов недостаточен для обеспечения устойчивого социально-экономического развития. Требуются дополнительные меры по ускорению темпов экономического роста. Для выхода экономики на новую траекторию экономического развития с темпами выше среднемировых необходимо прежде всего обеспечить существенный рост инвестиций.
Модернизация реального сектора экономики может быть обеспечена при ежегодном росте инвестиций как минимум на 10%. В качестве цели политики модернизации может выступать обновление на современной технологической основе 2/3 основных фондов реального сектора в течение ближайших 15 лет. Это позволит повысить производительность труда втрое, сократить энергоёмкость производства вдвое и максимально приблизиться по эффективности к развитым странам.
Преодолеть сложившееся годами отставание будет непросто. Ведь за десятилетие после финансово-экономического кризиса 2008—2009 годов абсолютные общемировые расходы на сектор научных исследований и разработок (ИиР) увеличились в текущих ценах вдвое (с 1120 до 2250 млрд долл.). При этом в сопоставимых ценах расходы США на сектор ИиР возросли на 24,5%, ЕС — на 38%, стран ОЭСР в целом — на 28,5%, КНР и Индии — почти в 3,3 раза и 1,6 раза соответственно. В России расходы на сектор ИиР за этот период увеличились лишь на 19,5% в долларовом измерении. Согласно актуальным данным ОЭСР и ЮНЕСКО за 2018 год, Россия сместилась с девятого на десятое место по объёму расходов на сектор научных исследований и разработок.
Россия серьёзно отстаёт по ряду финансовых показателей и качественных характеристик секторов человеческого капитала и науки от уровня развитых стран. Так, внутренние расходы на исследования и разработки в России находятся на очень низком уровне: на протяжении многих лет они составляют около 1—1,2% ВВП. Даже в условиях достижения целевых параметров нацпроекта «Наука» расходы увеличатся к 2024 году только до 1,2% ВВП. При этом в Китае эти расходы составляют 2,1% ВВП, в США — 2,7%, в Германии — 2,9%, а в странах-лидерах (Израиль, Южная Корея) превышают 4% ВВП.
Расходы на образование у нас также существенно ниже уровней развитых стран — около 4,3% ВВП, а реализация планов правительства позволит поднять этот уровень только до 4,6% к 2024 году, что существенно отстаёт от значений 2009 года (5,7% ВВП). При этом страны ОЭСР расходуют на эти цели в среднем более 6% ВВП, а страны-лидеры — более 7% ВВП (Финляндия, Великобритания, Швеция, Израиль, Индонезия).
Реализация мероприятий, предусмотренных нацпроектом «Здравоохранение», приведёт к росту расходов по данному направлению до 5,8% ВВП к 2024 году (по сравнению с 8—9% ВВП в настоящее время в развитых странах), что позволит России подняться лишь на три позиции в рейтинге стран по данному показателю и приблизиться к текущему уровню финансирования сектора здравоохранения в Польше и странах Балтии.
Реализация нацпроектов позволит увеличить расходы на человеческий капитал и науку по отношению к ВВП, однако эти расходы не превысят максимальных уровней, достигнутых в период 2009—2016 годов, и не обеспечат «прорыва» по данным направлениям и достижения конкурентного положения на международном рынке. Для сокращения разрыва по ключевым показателям с передовыми странами необходимо предусмотреть дополнительное по отношению к нацпроектам финансирование. Так как эффекты от активной модернизации этих секторов проявляются в наибольшей степени в долгосрочном периоде, то они могут стать основой устойчивого долгосрочного роста.
Уже с 2021 года целесообразно предусмотреть более высокую индексацию заработной платы работников бюджетной сферы, чем заложено в Законе о бюджете, уточнив при этом состав целевых категорий бюджетников. Долгосрочным целевым ориентиром для соотношения зарплат специалистов в сфере человеческого капитала и средних зарплат в экономике должны стать соответствующие значения в развитых странах.
В настоящее время средняя заработная плата врачей в России в пересчёте на паритет покупательной способности (ППС) более чем в 5 раз ниже уровня заработной платы врачей-специалистов в Германии и Нидерландах, в 4,7 раза ниже, чем в Великобритании, в 3,5 раза — чем в Финляндии. Реализация мероприятий национальных и федеральных проектов обеспечит рост заработной платы врачей (по ППС) по отношению к уровню 2018 года до 119,3% в 2024 году и 138% — в 2035-м. При этом разрыв с западными странами по данному показателю сократится несущественно: в 2035 году заработная плата врачей в России окажется ниже текущего уровня оплаты труда специалистов Германии в 3,8 раза.
Необходимо также пересмотреть подходы к определению уровня заработной платы среднего медицинского персонала, которая в настоящее время формально приравнивается к заработной плате младших медицинских работников, что делает профессию непривлекательной. Нехватка кадров данной специальности увеличивает нагрузку на врачей и снижает качество оказываемых ими услуг. Для повышения привлекательности профессии и привлечения дополнительных кадров должны быть предусмотрены рост соотношения уровня заработной платы среднего медицинского персонала и средней зарплаты по экономике до 130—150% и выделение соответствующих финансовых ресурсов.
Следует отметить, что увеличение в 2020 году выплат этим категориям работников в связи с пандемией коронавируса может стать важным условием сохранения позитивных тенденций в оплате труда в сфере здравоохранения. Было бы целесообразно сохранить увеличенную оплату труда медработникам и после окончания пандемии.
Значительные ресурсы необходимо направить на развитие высокотехнологичных производств. Долю высокотехнологичных производств в экономике страны в ближайшие 15 лет потребуется увеличить в 3—4 раза, создав поток доходов, сопоставимый с доходами от добычи нефти и газа. Среднегодовые темпы прироста высокотехнологичных производств целесообразно в ближайшие 2—3 года довести в среднем до 15%.
ЭКОНОМИСТЫ-ЭКСПЕРТЫ не строят иллюзий, и поэтому среди возможных сценариев дальнейшего развития событий есть и такой: «Крупные российские компании будут постепенно терять экономическую эффективность из-за кризиса и не смогут доминировать на российских рынках, поэтому уступят даже имеющееся лидерство зарубежным крупным компаниям. При его реализации могут наступить последствия, аналогичные событиям начала 1990-х годов. Основные из них: кризис доверия, инфляция, разрыв хозяйственных связей и переформатирование бизнеса, утрата российским бизнесом контроля над рынками, вытеснение с рынка российских финансовых, страховых, торговых организаций. «Пересборка» бизнесов с их последующим укрупнением и приобретением новой институциональной мощи для конкуренции с зарубежными компаниями может в этом случае растянуться на 10—15 лет».
Совершенно очевидно следующее: экономика России находится в затяжной стагнации, усугублённой последствиями коронакризиса 2020 года и снижением цен на мировых сырьевых рынках. Многолетний характер низкого уровня экономической активности означает формирование «привычки к стагнации», в первую очередь в части инвестиционного поведения крупных компаний. В этих условиях без комплекса подготовительных мероприятий существенно повысить уровень инвестиционной активности бизнеса будет достаточно трудно.
Потребительский спрос остаётся, пожалуй, единственным средством, которое в ограниченные сроки способно содействовать экономическому росту до требуемых 4—5% в год, признают авторы доклада. Вместе с активными действиями государства, в том числе и в рамках национальных проектов, это может позволить России в период 2023—2025 годов приблизиться к потенциальным темпам экономического роста. А может и не позволить. Время покажет.
