30 лет назад в Москве ельцинистами была жестоко избита первомайская демонстрация. Это событие стало предтечей Чёрного октября 1993-го.
ОПУС
Это было не первое неспровоцированное применение насилия со стороны ельцинской власти в отношении акций протеста. До того были уже и избиение демонстрации в Москве 23 февраля 1992 года, и разгром палаточного лагеря протестующих у телецентра «Останкино» на рассвете 22 июня того же года. Те, кто, прорываясь к власти, называли себя «демократами» и хныкали о «слезинке ребёнка», сами став властью, показывали зубы.
Ключевые вопросы, вокруг которых шла борьба в 1992—1993-х годах, — это приватизация советского наследия и уничтожение системы власти Советов, которая, хоть и не была уже красной, но всё же мешала приватизаторам. «Демократический» президент Борис Ельцин совершенно не мог смириться с ограничением его власти парламентом и рвался к диктаторским полномочиям. Причём поначалу Верховный Совет сам ему их делегировал, поделившись частью своих прерогатив. И вот когда народные депутаты, ужаснувшись гайдаровским «реформам», попытались эти полномочия себе вернуть, всё и завертелось в ускоренном темпе.
Избиению первомайской манифестации в 1993 году непосредственно предшествовал ельцинский ОПУС — очевидная попытка ввести диктатуру. 20 марта 1993 года был подписан указ президента РФ «Об особом порядке управления страной». Диктаторские полномочия были нужны не только самому Ельцину, буквально упивавшемуся не одной водкой, но и властью. Прежде всего разгон непокорного Верховного Совета и введение диктаторского режима были необходимы формировавшемуся классу российской буржуазии для присвоения общенародной собственности.
ОПУС не прошёл. Народные депутаты, поддержанные массовым уличным протестом, смогли добиться отмены указа. Обстановка в стране существенно накалилась, а у временно отступившей буржуазной власти прямо-таки зудело желание отомстить и всё же добиться своего. В качестве даты мести Ельцин, поддержанный силовиками и московскими властями во главе с мэром Юрием Лужковым, избрал предстоявший Первомай.
Праздник
По следам событий «Правда» писала 4 мая: «Собирались на Октябрьской площади (теперь она стала Калужской). Опоясала постамент памятника В.И. Ленину красным полотнищем «Трудовая Россия». На скамейках собирали подписи за референдум о Советской Конституции. Группа людей окружила Председателя ЦИК КПРФ Г. Зюганова... Мелькнули лица В. Купцова, А. Лукьянова».
Садовое кольцо и Якиманка были перекрыты милицейскими кордонами, усиленными срочниками из внутренних войск: федеральная ельцинская и московская лужковская власти объединили усилия в борьбе с левопатриотическим движением. Было ясно, что провести демонстрацию в центре не дадут, и руководство оппозиции совещалось, что предпринять.
Лидер «Трудовой России» Виктор Анпилов в микрофон успокаивал участников манифестации, многие из которых были оскорблены и обозлены видом кордонов, выставленных против них в их родном городе. Расходиться никто не собирался, наоборот, народу всё прибывало и прибывало. Выбора, по сути, не имелось, и было принято решение пойти по единственному возможному маршруту: по Ленинскому проспекту в сторону Ленинских гор, где и провести митинг. Лидер Союза офицеров Станислав Терехов со своими соратниками приступил к построению колонны.
Тогда никто не знал, что власть твёрдо была уверена: демонстранты попробуют прорвать кордоны и пойти в центр города. Заказ на насилие был выдан, и решение руководителей оппозиции ломало планы по организации провокации, которую потом можно было использовать для второй попытки пропихнуть ОПУС. Поэтому после ухода колонны с Октябрьской площади по приказу начальника ГУВД Москвы Владимира Панкратова кордоны стремительно снялись. Была спешно организована новая преграда на пути демонстрантов — рядом с площадью Гагарина.
Взгляд из колонны
На той демонстрации автор этих строк, которому тогда не исполнилось и тринадцати, был с матерью и пятилетним младшим братом. Отец был в длительной командировке и о случившемся в столице с ужасом узнал из новостей. К счастью, для нас всё обошлось, но, что называется, было близко.
Хорошо помню милицейское построение на Якиманке, перегораживавшее улицу поперёк. Оно было совсем близко к Октябрьской площади. Садовое кольцо тоже было перекрыто, но гораздо дальше, примерно рядом с главным входом в Парк культуры. И там и там был плотный строй внутренних войск в несколько рядов с металлическими щитами. Пригнали и конную милицию, видимо, для большего устрашения. Милиционеры с собаками тоже были.
После некоторого ожидания, пока руководители демонстрации совещались, колонна построилась и двинулась по Ленинскому проспекту. Когда позже в новостях услышал, что демонстранты прорывались к Кремлю, то был даже не возмущён — оскорблён наглым враньём, которое не было возможности опровергнуть.
Но в самом начале шествия настроение у всех было во многом праздничное. Казалось бы, чему радоваться? На дворе был расцвет ельцинизма. Но было чувство, что нас много, вокруг свои, единомышленники, и это очень бодрило. Знакомые и незнакомые люди активно общались между собой, хором пели советские песни.
Уровень самоорганизации в колонне демонстрантов был удивительный. Все разговоры «демократических» журналистов о бесчинствах и погромах должны остаться на их совести, если бы у них таковая имелась в наличии. На самом деле ни одной урны не уронили. Да и как иначе могло быть? Было видно, что едва ли не половина демонстрации — люди с высшим образованием, работники вузов и академических институтов или военные пенсионеры. А ещё очень многие были с детьми. Почему? Первомай же — ну кто же догадается устроить побоище в такой день?! Слишком символично было бы.
Мы с матерью и братом были далеко от головной части колонны, поэтому, когда движение остановилось, не могли понять, что случилось. Стояли на уровне края Нескучного сада, а впереди нарастал шум. В тот момент в колонне начали говорить, что женщинам и детям надо выйти на тротуар. Рядом оказался бортовой грузовик «Зил» с синей кабиной. Его предполагали использовать как трибуну. Среди активистов в кузове были два брата-близнеца средних лет, активисты «Трудовой России». Я хорошо их помню по многим акциям протеста 1990-х. Один из них был с дочкой лет семи или восьми, и он спустил её из кузова прямо в руки моей матери. А сам вместе с товарищами поехал вперёд на «Зиле».
Мы пошли к тротуару, но там уже не было места, поэтому протиснулись чуть дальше и встали в итоге под деревьями на краю Нескучного сада. В тот момент от площади Гагарина начал доноситься грохот. Хорошо помню, как стал раскачиваться высокий кузов грузовой машины, одной из тех, которыми был перегорожен проспект. Потом над головами людей ударили струи воды и опустились вниз, в колонну. А надо всем этим висела праздничная голубая растяжка с белыми буквами «С праздником, дорогие россияне!». Люди вокруг начали скандировать «Позор! Фашисты!»
Накликали. Шум и крики возникли вдруг совсем рядом. Оказалось, что часть омоновцев обошла колонну по дворам сбоку и выскочила на нас. Это были не такие, каких я видел на Якиманке. Щиты у них были меньше, прозрачные, и шлемы были другие, с полностью закрытыми лицами. И они били дубинками! Били женщин и детей, потому что мужчин рядом с нами в Нескучном были единицы.
Все бросились бежать. Мы вчетвером тоже. Может быть, и правда так бегали от фашистов. Мать хотела спуститься в овраг, который начинался рядом и выходил к Москве-реке. Наверное, ей казалось, что там можно спрятаться, но я почему-то решил, что в овраг точно нельзя, и потащил за собой в глубину сада за руку её, она — братишку, а он — девочку, которую нам передали с «Зила».
Как её зовут, я так и не узнал. Увидев этих монстров в шлемах, со щитами и дубьём, она замолчала. Была очень послушной, не плакала, бежала, когда надо было бежать. Пошла спокойно рядом, когда мать уже запыхалась и могла только идти. Но ни слова от этой девочки мы так и не услышали. У неё был глубочайший шок.
У нас получилось убежать. Через сад мы вышли к задворкам Первой градской больницы. Потом дворами выбрались обратно на Ленинский проспект и увидели поднимавшийся у площади Гагарина столб чёрного дыма. Мы боялись подумать, что там творилось. Побрели обратно к Октябрьской площади. Вокруг небольшими группами так же, как мы, шли демонстранты. Некоторые были в крови.
Мать (да и я тоже) ломала голову, как найти отца девочки, которая безропотно слушалась, шла рядышком и всё так же молчала. Сели под памятником Ильичу на гранитные бордюры и стали ждать. Пытались спрашивать людей, не знает ли кто девочку, но таких не нашлось, а от неё самой ничего добиться так и не получилось. Когда почти что решили ехать домой и уже там думать, что делать с девочкой, на площадь вернулась основная часть избитой демонстрации. Там был и отец нашей потеряшки, которому мы вернули дочь.
Кровь
Разгон первомайской демонстрации был исключительно жестоким. Были применены резиновые дубинки и другие спецсредства, но в целом правоохранители не церемонились и били кого попало и чем придётся. В качестве водомётов были использованы пожарные машины с лафетными стволами на крыше. В «страшном тоталитарном» СССР техники для разгона демонстраций не существовало, а свою либеральная власть разработать и построить ещё не успела, вот и пришлось приспособить «пожарки». Это уже потом, в послеельцинские времена «стабильности», для разгона протестов появятся различные спецмашины, включая чудо техники под названием «Каратель».
Среди демонстрантов были сотни пострадавших. «Правда» опубликовала свидетельство врача «скорой помощи» А. Марина: «20 пострадавшим наша бригада оказала помощь. Ушибы, раны головы, травмы ног, рук. 30 лет на «скорой», но такого ужаса не видел. Чтобы беззащитных людей так бить?» Подчеркнём: речь только об одной бригаде медиков. Всего же, по данным службы 03, в больницы Москвы попали 155 человек. Остальным помощь оказали на месте. Были потери и среди милиции: одного из омоновцев раздавил грузовик — один из тех, что власти использовали в качестве баррикады.
Но в полной мере провокация не удалась. Её исполнители во главе с генералом Панкратовым оказались сколь циничны и жестоки, столь же бестолковы и криворуки. Хоть подконтрольные власти СМИ и были «заряжены» на обвинение демонстрантов, но попытки уверить общественность прорваться к Кремлю от Октябрьской площади через Ленинский проспект оказались обречёнными.
А через несколько дней, 9 мая, оппозиция дала свой ответ: по центру столицы прошла многотысячная, гораздо более массовая, чем первомайская, манифестация. Тогда все подворотни в центре Москвы были забиты отрядами силовиков. Без сомнения, готовилось новое избиение. Над запруженной людьми Тверской кружил вертолёт, оценивая численность демонстрации. Но народу вышло столько, что власти на этот раз не решились применять силу. К следующему этапу противостояния ельцинисты готовились уже более основательно, заранее решив не останавливаться перед большой кровью.
«Так начинается диктатура» — этой пророческой фразой завершался репортаж «Правды» с демонстрации 1 мая 1993 года. Да, это была дорога к диктатуре буржуазии, к формированию российского олигархата. И она пролегла через кровавый Первомай и Чёрный октябрь 1993-го. Накануне избиения манифестации, 29 апреля, был опубликован проект новой, «ельцинской», «суперпрезидентской» Конституции. Нынешние либеральные политики почему-то считают её очень демократичной, напрочь забывая, что фундаментом для неё стали кровь, сломанные судьбы и прерванные жизни.
