В минувшую пятницу российский ЦБ впервые за много месяцев поднял ключевую ставку, причем сразу с 7.5 до 8.5%, и дал сигнал о вероятности дальнейшего ее повышения. Инфляция разгоняется, и такой шаг, к сожалению, необходим – несмотря на всю его болезненность. Дело в том, что структура российской экономики такова, что любое повышение спроса транслируется главным образом в рост цен, а не в рост объемов производства. И пока власти не примут мер к исправлению этой ситуации, наша страна всегда будет стоять перед выбором из двух зол – инфляция или стагнация.
Традиционно основным показателем, характеризующим инфляцию, считается рост индекса потребительских цен в годовом выражении – то есть в сравнении с соответствующим периодом предшествующего года. Это самый объективный показатель, поскольку на него мало влияют случайные флуктуации цен и для его расчета не надо учитывать и устранять сезонность. Именно поэтому, когда разговор заходит об инфляции, этот показатель наиболее на слуху.
Так что нынешнее повышение ставки ЦБ, причем сразу на целый процентный пункт (п.п.) – с 7.5 до 8.5%, у многих граждан вызвало вопрос: о каком разгоне инфляции можно говорить, если в июне инфляция в России составила всего лишь 3.2% в годовом выражении, то есть она даже ниже целевого ориентира ЦБ.
Дело в том, что сейчас показатель инфляции в годовом выражении в России вообще не информативен, ведь для его расчета нынешний уровень цен сравнивается с уровнем вблизи пика паники весны прошлого года. Статистические показатели (любые, а не только инфляция) в годовом выражении теряют всякий смысл, если год назад происходило что-то экстраординарное, что вызвало резкое, мощное, но временное отклонение их значений от трендов. Поэтому сравнения с прошлым годом вновь станут показательными лишь через несколько месяцев, когда полностью уйдут из базы рассмотрения все экстраординарные значения годичной давности.
А сейчас более информативно смотреть на текущую инфляцию, то есть на сравнение индекса цен в формате «месяц к предыдущему месяцу, со снятой сезонностью». А здесь картина уже совсем не такая радужная. За четыре месяца с марта по июнь месячная инфляция в России по данным ЦБ составила соответственно 0.29, 0.31, 0.39, 0.52%. Налицо не просто рост, а ускоряющийся рост инфляции.
Чтобы оценить, насколько велик достигнутый уровень инфляции, можно указанные месячные значения инфляции со снятой сезонностью пересчитать на год. В таком пересчете инфляция в мае и июне составила соответственно 4.8 и 6.4% годовых. Это уже много!
***
Основная причина нынешнего разгона инфляции – это рост потребительского спроса. Точнее, рост спроса стал спусковым крючком для реализации проинфляционных факторов, возникших (или заметно усугубившихся) еще в конце прошлого или в начале текущего года. Это и рекордный дефицит бюджета; и дефицит рабочей силы, приводящий к опережающему росту зарплат; и ослабление рубля, которое имело место и до июньского обвала курса, но только шло не так быстро.
Об этих проинфляционных факторах мы подробно писали еще в феврале в статье «Ястребиный разворот Центробанка» (Правда, №14, 14.02.2023, https://kprf.ru/roscrisis/216721.html). Уже тогда было понятно, что для разгона инфляции в России сложились все условия – кроме одного: потребительского поведения населения. После объявления частичной мобилизации осенью прошлого года население резко перешло к сберегательной модели поведения. Люди боялись влезать в кредиты; наоборот, они хотели создать себе и своим семьям подушку безопасности, ведь «мало ли что может случиться». Поэтому потребительский спрос был подавлен, что и сдерживало разгон инфляции.
Однако по мере того, как связанные с мобилизацией яркие эмоции стали забываться, люди вернулись к своим прежним привычкам потребления, и потребительский спрос начал расти, в частности, за счет быстрого роста потребительского кредитования, который имеет место с марта текущего года. Пазл сложился: теперь все факторы, нужные для разгона инфляции, были на месте. Вот она и стала разгоняться.
Совершенно очевидно, что по итогам июля текущая инфляция вырастет еще больше: начнут проявляться эффекты резкого ослабления рубля в мае-июне. Тем более, что девальвация рубля влияет на цены не только напрямую (через удорожание импортных товаров), но и косвенно – через рост инфляционных ожиданий, подстегивающих повышение цен даже на товары и услуги, не имеющие никакого отношения к импорту. Этот эффект будет действовать еще несколько месяцев (от полугода до года), так что, если ничего не делать, к концу года можно выйти на двузначную инфляцию.
Поэтому в нынешней ситуации решение ЦБ о повышении ставки является правильным. Перед ЦБ стоял выбор из двух зол – либо ужесточение денежно-кредитной политики (ДКП), которое приведет к замедлению экономической активности, либо разгон инфляции, который рано или поздно все равно придется гасить еще более болезненным ужесточением ДКП, причем делать это придется на фоне подорванной репутации ЦБ и взвинченных инфляционных ожиданий. То, что выбрал ЦБ, – это меньшее из двух зол.
***
Однако более содержательный вопрос, который возникает в связи с повышением ставки ЦБ, состоит не в том, надо или не надо было это делать, а в том, как мы пришли к такой ситуации, когда выбирать приходится только между плохим и очень плохим. Точнее, почему наблюдаемое сейчас в России повышение внутреннего спроса транслируется в основном в рост цен, а не в развитие производства. Попробуем разобраться.
Во-первых, в большинстве производственных отраслей, ориентированных на внутренний потребительский спрос, загрузка имеющихся мощностей уже практически полная: объемы производства вернулись на докризисный уровень. Поэтому наращивание выпуска возможно только через создание новых производств, а это длительный процесс.
Поэтому чтобы удовлетворить текущий спрос, приходится наращивать объемы импорта. А значит, растет спрос на валюту, и рубль слабеет. Тут вступает в игру тот факт, что в России на рынке потребительских товаров доля импорта весьма велика: по оценкам экспертов в непродовольственных потребительских товарах она составляет порядка трех четвертей, и это не считая формально отечественные товары, в производстве которых используются главным образом импортные компоненты. Поэтому ослабление рубля довольно быстро и значимо отражается на конечных потребительских ценах. Инфляция разгоняется, причем рост цен идет по широкому кругу товаров.
Во-вторых, даже в тех сферах, где импорт невозможен или затруднен, повышение спроса приводит не к развитию и увеличению предложения, а к банальному росту цен. Самый яркий пример здесь – внутренний туризм. Сейчас поездки за границу крайне дороги и затруднительны, поэтому резко вырос спрос на путешествия и отдых внутри России. Цены в этой сфере взлетели на десятки процентов, но массового строительства гостиниц и развития туристической инфраструктуры почему-то не наблюдается.
Но, как ни странно, есть сферы, где создание новых предприятий идет полным ходом. Так, например, по сообщению газеты «Коммерсантъ» во втором квартале текущего года резко выросло число вновь созданных компаний в сфере общепита: в первом квартале таковых было зарегистрировано 7.5 тыс., а во втором – 11.1 тыс. В сравнении «год к году» (хотя это и не очень показательно – по указанным выше причинам) рост второго квартала тоже впечатляющий – на 25%. Причем это далеко не только предприятия быстрого питания, но и полноформатные рестораны.
Но почему же в промышленности рост потребительского спроса не приводит к созданию новых отечественных производств? Ведь, казалось бы, удорожание импорта должно делать собственное импортозамещающее производство более рентабельным.
Причин здесь несколько. Главная из них, на мой взгляд, состоит в том, что в условиях экстремально высокой неопределенности, связанной с геополитикой, предприниматели не хотят вкладываться в проекты с длительными сроками окупаемости. Ведь в нынешних условиях никто не знает, в частности, какие товары попадут под санкции в ближайшее время; можно наладить какое-то производство, а потом оно встанет из-за недостатка критических комплектующих.
А кое-кто до сих пор считает, что все торговые ограничения в обозримой перспективе могут быть сняты, и если так, то непонятно, что станет с вновь созданным импортозамещающим производством. Вот построишь сейчас новый отель, а завтра границы полноценно откроются для выездного туризма, и внутрироссийский турпоток схлынет, со всеми вытекающими последствиями для твоего нового отеля.
Из-за этой экстремальной неопределенности у многих российских бизнесменов горизонт планирования снизился до нескольких месяцев. Поэтому инвестиции в создание собственного производства многим из них кажутся слишком рискованными, даже если эти инвестиции в долгосрочном аспекте потенциально более рентабельны, чем организация параллельного импорта.
При этом инвестиционный капитал наши предприниматели направляют в сферы, где проекты окупаются сравнительно быстро, – как, например, в упомянутом выше ресторанном бизнесе. Такие проекты и банки кредитуют охотнее, и ставки по кредитам оказываются вполне приемлемыми.
А вот для проектов по развитию промышленного производства нынешний уровень ставок запретительно высокий. Плюс к тому, дополнительную сложность для индустриального производства создает острая нехватка рабочей силы, особенно квалифицированных рабочих.
Таким образом, мы видим, что чисто рыночные механизмы сейчас практически не работают для создания производств в сферах, где это действительно важно для экономической безопасности государства (при всем уважении к ресторанному бизнесу, его никак нельзя отнести к этой категории). Значит, государству надо расшивать эти узкие места с помощью активной промышленной политики.
В частности, нужно кредитовать создание важных для импортозамещения производств по сниженным процентным ставкам. То есть должна быть система дифференцированных процентных ставок по кредитам в зависимости от важности проекта с точки зрения долгосрочного развития и экономической безопасности государства.
Власти только пытаются сделать вид, что у нас есть промышленная политика и приоритетное кредитование важных для государства проектов. Они недавно (больше года спустя после начала СВО!) приняли «таксономию» приоритетных проектов, то есть перечень критериев, по которым проект признается приоритетным. Вроде как эти проекты должны получать приоритетное финансирование.
Но пока для реализации этой «приоритетности» сделано только то, что для банков снижены нормы достаточности капитала по кредитам на такие проекты, в результате чего кредиты по ним подешевеют примерно на один процентный пункт. Это ничтожно мало! Для большинства проектов по созданию новых индустриальных производств ставки все равно останутся запретительно высокими.
Введение дифференцированных ставок по кредитам в зависимости от важности проектов особенно необходимо сейчас, когда начался цикл повышения ставок. Иначе производственный бизнес всегда будет проигрывать ресторанному в конкуренции за инвестиционные ресурсы.
________
Статья опубликована в газете «Правда», №78, 27.07.2023, https://gazeta-pravda.ru/issue/78-31427-27-iyulya-2023-goda/vybor-iz-dvukh-zol/
