Необходимо напомнить Западу, особенно официальной Варшаве, что панская Польша первая, подчёркиваем, первая подписала 26 января 1934 года Договор о дружбе и ненападении сроком на 25 лет с Германией. Польское руководство не только выразило согласие на сотрудничество с нацистской Германией, но и уведомило Гитлера о своих имперских планах воссоздать Великую Польшу — модель «Польша 1772». При этом приоритетным направлением польской экспансии был СССР с акцентом на Украину.
Уже в июле 1934 года начальник восточного отдела МИД Польши Т. Шетцель в беседе с болгарским поверенным подчеркнул: Польша «рассчитывает на то, что если на Дальнем Востоке разразится война, то Россия будет разбита, и тогда Польша включит в свои границы Киев и часть Украины…». Более того, в ходе визита в Берлин 5—6 января 1939 года глава польского МИД Ю. Бек, отвечая на вопрос И. Риббентропа, не отказалось ли польское правительство от устремлений Пилсудского в отношении Украины, заявил: «… поляки уже были в Киеве» и что «эти устремления всё ещё живы и сегодня».
Планы официальной Варшавы не ограничивались интересами только к Украине. В польском министерстве иностранных дел была подготовлена совершенно секретная записка «Польская политика на Кавказе». В ней обращалось внимание, что «Кавказу, как одной из пограничных территорий России, густонаселённой людьми нерусской национальности, необходимо уделять внимание в общем плане проблемы польско-русских сношений». Касаясь целей и задач польской политики на Кавказе, в записке указывалось, что «Польша заинтересована в отторжении от России» Грузии, Азербайджана и ряда других территорий. Политическая обстановка благоприятна для того, чтобы «начать вести на Кавказе активную польскую политику». Созданные на Кавказе государства в случае войны «могли бы осуществлять превосходную военную диверсию, сдерживая часть русских сил на Северном Кавказе и Кубани».
Отметим, что разведывательный отдел польского генштаба на протяжении всего межвоенного периода активно разрабатывал агрессивные планы против СССР. В докладе, подготовленном отделом в декабре 1938 года, указывалось, что в основе внешней политики Польши на востоке лежит «расчленение России». Стоит вопрос о том, «кто будет принимать участие в разделе. Польша не должна оставаться пассивной в этот знаменательный исторический момент. Задача состоит в том, чтобы заблаговременно хорошо подготовиться физически и духовно... Главная цель — ослабление, разгром и расчленение России».
Генерал Ф. Гальдер, анализируя образ мысли поляков, отмечал: «Если бы Англия дала твёрдое обещание, Польша была бы намного наглее».
Таким образом Польша оказалась первой жертвой Второй мировой войны в силу своей непродуманной и недальновидной политики. Гитлер не взял Польшу в союзники. В большой предвоенной политической игре польская элита крупно просчиталась. В планах геополитической стратегии германского нацизма Польша являлась лишь разменной монетой. Это понимали на Западе, но упорно не хотели признать официальные польские круги.
1 сентября 1939 года нацистская Германия напала на Польшу. Началась Вторая мировая война. Следует отметить, что план нападения на Польшу руководством «третьего рейха» был подготовлен задолго до подписания советско-германского договора от 23 августа 1939 года. Уже 3 апреля 1939 года начальник гитлеровского штаба Кейтель издал секретную «Директиву вооружённым силам на 1939—1940-е годы, касающуюся Польши. Она была зашифрована под названием «Белый план». При этом фюрер добавил: «Подготовка должна быть проведена таким образом, чтобы операции могли начаться в любой момент начиная с 1 сентября 1939 года». 11 апреля 1939 года «Белый план» был подписан.
Следует подчеркнуть, что уже в первых числах сентября польское руководство начало активно готовиться к эвакуации из Варшавы и вскоре эмигрировало в Румынию, предав свой народ.
В середине сентября 1939 года немецкие войска подошли к территории Западной Белоруссии и Западной Украины, которые оказались перед угрозой нацистской оккупации. В этих условиях Советский Союз правомерно принял решение взять под защиту белорусский и украинский народы.
Советское руководство обоснованно защищало свои национальные, политические и военно-стратегические интересы, сделало всё, чтобы земли, аннексированные Польшей в начале 1920-х годов, были присоединены к СССР, а Западная Белоруссия и Западная Украина воссоединены с БССР и УССР. Соответственно, нет никаких правовых оснований называть Освободительный поход Красной Армии захватнической акцией, как и нет никаких правовых норм в обвинении СССР в развязывании Второй мировой войны.
В результате Освободительного похода 17 сентября 1939 года в состав Советского Союза вошли земли Западной Белоруссии и Западной Украины, вплоть до Буга, в соответствии с «линией Керзона» (в условиях, когда Польши как суверенного государства уже не существовало). Это подтверждает абсурдность мнения о том, что Сталин и Гитлер «поделили Польшу».
28 сентября 1939 года СССР и Германия подписали новый договор «О дружбе и границе». В соответствии с договором граница была проведена по так называемой линии Керзона.
Считаем необходимым дать несколько пояснений по вопросу «линии Керзона». На Парижской конференции была создана рабочая комиссия по польскому вопросу. При принятии решения комиссия исходила из рекомендации Верховного Совета союзных держав от 8 декабря 1918 года включить в состав Польши только этнические земли без Западной Белоруссии и Западной Украины. Итоговый документ был опубликован в «Декларации Верховного Совета союзных и объединившихся держав по поводу временной восточной границы Польши» от 8 декабря 1919 года за подписью председателя Верховного Совета Ж. Клемансо.
Подтверждением законного характера новых границ СССР являются слова, сказанные 1 октября 1940 года У. Черчиллем в палате общин: «Тот факт, что русские армии находятся на «линии Керзона», вызван необходимостью. Это обеспечит безопасность России перед лицом фашистской угрозы».
Польское правительство 10 июля 1920 года на конференции в Спа (Бельгия) признало своей восточной границей линию, установленную указанной декларацией. 12 июля 1920 года английский министр иностранных дел лорд Керзон обратился к советскому правительству с предложением прекратить войну с условием, что граница Польши пройдёт по линии, утверждённой на Парижской конференции.
Необходимо отметить, что «линия Керзона» была подтверждена и закреплена в качестве польско-советской границы на Ялтинской конференции 1945 года.
Воссоединение Западной Белоруссии с БССР и СССР и Западной Украины с УССР и СССР имело поистине непреходящее значение. Напомним, что польский оккупационный режим на территории Западной Белоруссии и Западной Украины, продолжавшийся с даты подписания Рижского договора 18 марта 1921 года до Освободительного похода 17 сентября 1939 года, представлял собой целенаправленный, осознанный геноцид белорусского и украинского народов. Политическое бесправие, национальное и социальное угнетение, хищническая эксплуатация природных ресурсов, насилие, грабежи — тому подтверждение.
Необходимо отметить, что польское правительство игнорировало положения Версальского трактата (дополнительный протокол к параграфу 93), Рижского мирного договора (статья VII) и польской Конституции 1921 года (статьи 111—116), гарантировавшие свободное развитие национальных меньшинств.
Согласно Рижскому договору, Польша обязывалась предоставить белорусам, украинцам, русским и представителям других национальных меньшинств, проживающим на её территории, все права, обеспечивающие свободное развитие культуры, языка и выполнение религиозных обрядов. Польские власти самым грубым образом нарушали принятые на себя обязательства. 21 августа 1921 года наркомат иностранных дел БССР направил польскому правительству ноту протеста, в которой был сделан акцент на недопустимость нарушения ст. VII п. I Рижского мирного договора, которым белорусскому населению, находящемуся в границах Польской Республики, гарантировалось право свободного развития культуры и языка и обращалось внимание на необходимость создания благоприятных условий для национально-культурного развития белорусов.
Во всех официальных документах польские оккупационные власти предлагали белорусам указывать не национальность, а вероисповедование. Термин «белорус» в некоторых случаях заменялся понятием «тутейшыя».
Жизнь рабочих и крестьян Западной Белоруссии представляла собой страшную картину нужды и голода. Об этом вынуждены были говорить даже официальные представители власти. Так, в письме полесского воеводы в министерство социального обеспечения в Варшаве отмечалось: «В городах, не имеющих более или менее развитой промышленности, нищета и голод просто невероятны и непрерывно возрастают.., положение безвыходное, нечеловеческое, хуже животного. Нужду в деревне и городе, нужду «хозяйчиков», не получивших квалификации безработных, питающихся с декабря по конец июля молотой корой и корнями, нужду многосемейных горожан без жилищ и заработков, калек и заслуженных стариков и других невозможно даже сравнить с нуждой и бедностью больших и малых центров государства».
Хищническая колониальная политика, которую проводили польские паны на «всходних кресах», тормозила развитие хозяйственной жизни в Западной Белоруссии.
На её территории разорялась промышленность, существовавшая здесь ещё до революции. Принимались все меры к тому, чтобы этот край сделать аграрным придатком центральной Польши. Западная Белоруссия превратилась в удобный для польской промышленности рынок.
Согласно данным Виленской торгово-промышленной палаты, за 9 лет, с 1929 по 1938 год, количество предприятий в Западной Белоруссии, на которых работали свыше 7—9 рабочих, снизилось с 1463 до 1242. Металлообрабатывающих предприятий было 39 — стало 17. Цензовая промышленность Западной Белоруссии, по официальным польским данным, в 1912 году насчитывала 770 предприятий с числом занятых в них рабочих 28479, а в 1929 году — 243 предприятия с числом рабочих 10372.
Среди мероприятий, сдерживавших развитие производительных сил Западной Белоруссии, был раздел Польши на две части, резко отличавшиеся по своему хозяйственному развитию. Одна часть, включавшая центральные и западные воеводства, — Польша «А» по замыслу польских правителей должна была господствовать над другой частью — Польшей «Б», над Западной Белоруссией и Западной Украиной.
Все основные средства вкладывались в Польшу «А». Здесь поощрялось развитие промышленности, транспорта. Из Польши «Б», то есть из Западной Белоруссии, старая промышленность, созданная ещё при царизме, вывозилась в Польшу «А», а новая не создавалась. Был издан специальный приказ, запрещавший строительство новых промышленных предприятий в Новогрудском и Полесском воеводствах.
Польские власти ввели табачную монополию и передали её итальянским капиталистам. Этим актом была разорена табачная промышленность Западной Белоруссии. Закрылся ряд фабрик в Гродно, Бресте и других городах.
Кроме многих налоговых и других удержаний из заработной платы рабочего на предприятиях Западной Белоруссии, существовала система штрафов. Штрафовали за «разговоры» во время работы, за «опоздание» на работу, за невыработку норм. На некоторых текстильных фабриках предприниматели установили «порядок», обязывавший рабочего ремонтировать за свой счёт «испорченный им станок или машину».
Об уменьшении заработной платы рабочим Западной Белоруссии «Курьер Виленски» писал: «Общий жизненный уровень рабочих уменьшается. Это вытекает из систематической и последовательной политики, проводимой предпринимателями, которые используют положение для уменьшения заработной платы. Всё это связано с хозяйственными трудностями, каждое снижение цен предприниматели перекладывают на плечи рабочих и служащих».
Свыше 50 злотых в неделю зарабатывало меньше десятой части рабочих Западной Белоруссии. Но и это не составляло установленного польским правительством прожиточного минимума для рабочей семьи — 56—60 злотых в неделю. При нищенской заработной плате рабочие покупали лишь продукты питания, а на приобретение промышленных товаров у них не было денег.
Один из белорусских рабочих кирпичного завода в Козловщине писал: «Работаю в аду. На заводе можно работать только при наличии сухой погоды. В такие дни работают с 6 часов утра до 7 часов вечера. Это всё в летнее время. Зимой хуже. Тогда за целый день работы получаем от 70 до 80 грошей, так как работаем сдельно, получая по 75 грошей от каждой тысячи кирпича. Зимой при самом сильном желании больше тысячи не сделаешь, ибо кирпич срастается со льдом и хоть зубами его грызи. Чтобы прожить на 3—4 злотых в неделю, нужно быть святым. К тому же и эту нищенскую заработную плату выплачивают нам не сразу, а в рассрочку. И поэтому неудивительно, что жена с детьми вынуждена зимой отправляться в город собирать милостыню. Живём все при заводе. Но если бы вы посмотрели на эти дыры... Собаки в городе, наверное, сидят в лучших конурах. Эти «салоны» не покрыты крышами, и ночью в дождливую погоду рабочие после целого дня работы имеют «удовольствие» пользоваться охлаждающим душем. Ещё хуже, когда по соседству с квартирами расположены конюшни и через дыры в квартиры проникает лошадиный помёт».
Колониальная политика, проводимая польскими господствующими классами в Западной Белоруссии, привела к разорению промышленности, упадку сельского хозяйства, уменьшению почти наполовину национального богатства Западной Белоруссии, резкому уменьшению населения, и в особенности городского.
Западная Белоруссия была превращена польскими панами в свою домашнюю колонию, а народ, живущий в ней, был обречён на рабство и постепенное вымирание.
Белорусское крестьянство вынуждено было бросать свои насиженные места и пополнять и без того огромную армию безработных. Лишённые своей земли и имущества белорусы в поисках работы толпами бродили по городам и местечкам страны.
По данным переписи 1931 года, в Польше насчитывалось 1400 тысяч батраков и батрачек и 1300 тысяч «сезонных» батраков. Они нанимались на временную работу к помещикам, «осадникам», попам, ксёндзам, чиновникам, искали работу на сплаве леса, на торфоразработках и т.д.
Добрая половина белорусских крестьян начинала голодать уже с осени. К весне они вынуждены были питаться травой и отваром древесной коры.
Об ужасающем положении белорусской деревни много написано. Потрясающие сцены в полесской деревне описывает в своих произведениях писательница Ванда Василевская.
Вот как описывал жизнь деревни крестьянин-середняк Островского уезда (ныне Островский район Молодечненской области): «Уже к новому году в деревнях овины пусты. Хлеб крестьяне едят только после жатвы, потому что сейчас же после уборки весь урожай должен быть продан для уплаты налогов. Мясо едят только по большим праздникам. Яйца, молочные продукты — всё идёт на продажу. Продукты нашей промышленности слишком дороги, чтобы мы, крестьяне, могли их покупать... Мы живём почти в первобытных условиях: достаточно пройтись по нашим деревенским хатам, чтобы убедиться, что ни в одной из них нет ни часов, ни стола. Нет ни тарелок, ни ложек, все едят из одной миски. Одежда, которую носят днём, служит ночью подушкой или одеялом. На завтрак едят картофель... Дорог керосин, поэтому ложатся спать вместе с курами. Дорого оконное стекло, поэтому разбитое окно закрывают мешком. Дорога посуда, поэтому дырявый горшок затыкают тряпкой. А так как дороги обувь и одежда, то крестьянин дичает, не показываясь нигде в течение целого года».
Вследствие полуголодного существования белорусского крестьянина и из-за отсутствия медицинской помощи в Западной Белоруссии была чрезвычайно высока смертность. На весь Молодечненский уезд (91 тысяча населения) была только одна больница с 30 койками.
Правящие классы панской Польши преднамеренно создавали условия для вымирания белорусского населения.
На территории Западной Белоруссии чудовищное социальное угнетение переплеталось с не менее ужасающим политическим и национальным. Белорусский язык был объявлен вне закона. Белорусы не допускались на государственную службу и не назначались на должности в армии и местном административном аппарате.
В почтово-телеграфных ведомствах не принимались письма и телеграммы, написанные на белорусском языке даже латинским шрифтом. В государственных учреждениях (почта, телеграф, железнодорожная инфраструктура) не разрешалось пользоваться белорусским языком. Рабочие и служащие белорусской и еврейской национальностей на железной дороге, коммунальных предприятиях заменялись поляками.
Оккупационная политика польских властей особенно остро проявилась в сфере школьного образования. Польское правительство считало существование белорусских учебных заведений несоотвествующим интересам государства. Инспектор Лидского уезда, некий господин Ус, уже в 1921 году заявил учителям, что с будущего года не потерпит белорусских школ.
Жандармы избивали и арестовывали крестьян за составление петиций об открытии белорусских школ. Так было, например, в 1921 году в деревне Малая Берестовица Гродненской губернии, где избили половину крестьян, а 16 арестовали.
В июне 1924 года депутаты сейма констатировали, что ходатайства об открытии белорусских школ отклоняются и на родителей, отказывающихся посылать детей в польскую школу, налагаются непосильные для крестьян штрафы.
В Пинском уезде инспектор убеждал белорусов, что они вовсе не белорусы, а полещуки, а поэтому белорусская школа им не нужна и преподавание будет производиться на польском языке. Когда же эти доводы не действовали на крестьян, на смену инспектору появлялись полицейские и отправляли целый ряд крестьян в тюрьму.
Польская оккупационная власть сознательно препятствовала подготовке белорусской интеллигенции. Учительские семинарии, готовившие белорусских учителей, были закрыты. На многочисленные запросы послов и жалобы белорусского населения на незаконное закрытие белорусских учебных заведений и жестокие расправы с любым проявлением национального самосознания министр просвещения Польши С. Грабский отвечал, что, закрывая белорусские школы и преследуя белорусский язык, польское правительство добивается, «чтобы граница политическая стала границей этнографической».
Схожее мнение высказал с трибуны сейма в 1925 году польский государственный деятель Л. Скульский: «Заверяю вас, что через десять лет в Польше даже со свечой не найдёте ни одного белоруса».
«Мы закрываем в Западной Белоруссии белорусские школы и заменяем их польскими потому, — заявил корреспонденту французской газеты «Пти паризьен» министр иностранных дел полковник Бек, — что белорусы вообще отсталый, дикий народ, белорусский язык — язык отсталый, приносящий мало пользы тем, кто им владеет и кто на нём учится».
«...Выражаясь кратко, — писал в министерство внутренних дел Польши воевода Белостокского воеводства Осташевский, — наше отношение к белорусам может быть выражено так, что мы желаем одного, настойчиво требуем, чтобы это национальное меньшинство думало по-польски, ничего ему взамен этого не давать и ничего не делать в ином направлении. Желая, однако, этот процесс ускорить, иначе это может повести к появлению различных недоразумений, мы должны одолеть древнюю белорусскую культуру».
На многих белорусских крестьян, не желавших посылать своих детей в польские школы, налагали штраф. «Денежные штрафы, налагаемые на белорусское население за то, что оно не посылает детей в польские школы, доходят до размера 25 злотых на одного отца семейства. Если принять во внимание, что белорусское крестьянство весьма сильно было обременено другими налогами, то эта сумма будет весьма высокой, и крестьянин, имея две полосы земли, не в состоянии уплатить этих штрафов» — так писал депутат Белорусского клуба министрам религиозного исповедывания и народного просвещения Польши о белорусской школе в местечке Скидель Гродненского уезда.
Свою политику угнетения и издевательства польские паны выдавали за «цивилизаторскую деятельность» и этим объясняли мировому общественному мнению закрытие белорусских школ.
Учителя на работу в «восточные кресы» направлялись по особому выбору властей. На учителей возлагались «цивилизаторские» задачи. Польские «цивилизаторы» зачастую применяли к учащимся физические меры воздействия. В деревне Крышаловщина Жуховицкой волости Несвижского уезда учитель А. Горбачевский систематически избивал детей.
«22 ноября сего года в субботу была избита девочка 8 лет Мария Буховец, сперва линейкой, потом головой о стену, в заключение всего этого учитель ударил её о землю, налёг ей на голову и бил кулаками по спине, пока дитя не почернело», — рассказывала мать, дочь которой была избита чуть ли не до потери сознания учителем Горбачевским.
В деревне Лядине Роготенской волости Слонимского уезда учитель Биль избил 8-летнего ученика Петра Жигалика цепом. Заведующий школой в местечке Иодах Дисненского уезда Франциск Бажик искалечил 13-летнего мальчика. Врач местной больницы выдал такое удостоверение: «Сим удостоверяю, что у Иосифа Ивановича Коваленко, 13 лет, из местечка Иоды имеется разрыв барабанной перепонки в правом ухе. Ухо гноится. Повреждение относится к разряду тяжёлых».
Об этом же Франциске Бажике сообщается в запросе белорусских послов, что он почти до смерти избил детей ещё у некоторых родителей: Ксаверия Толкиня, Виктора Мицкевича и др. Чтобы родители не жаловались властям на учителя, пан Бажик старался также терроризировать и их, при этом имея всегда при себе револьвер и угрожая крестьянам стрельбой в том случае, если кто-то выступит против него.
Отсутствие школ на родном языке приводило к росту неграмотности в Западной Белоруссии. К 1939 году в Полесском воеводстве неграмотных старше 10 лет было 70 процентов, а в Новогрудском воеводстве — 60. Было множество деревень, где взрослое население являлось сплошь неграмотным.
К белорусам в панской Польше относились как к «низшей расе». В армии они не имели права занимать командные должности. Белорусский рабочий и крестьянин, мобилизованный в армию, подвергался жесточайшим национальным преследованиям со стороны польских унтер-офицеров и офицеров, переносил все ужасы палочного режима, господствовавшего в польской армии. По ничтожному поводу солдаты-белорусы подвергались наказаниям, аресту, избиению и т.д.
Массовый процесс окатоличивания и ассимиляции белорусов был неотъемлемой частью политики полонизации и реализовался с опорой на репрессивные механизмы. Из 500 существовавших в белорусском крае православных церквей к 1924 году более 300 были преобразованы в католические и униатские храмы.
Политику полонизации, окатоличивания и ассимиляции польское правительство осуществляло насильственными мерами и изуверскими методами. Территория Западной Белоруссии была покрыта густой сетью полицейских участков. Только в трёх воеводствах (Виленском, Новогрудском и Полесском) в 1925 году имелось 432 участка, 43 поветовые комендатуры и комиссариата полиции, в которых насчитывалось более 11 тысяч полицейских.
В Организационном отчёте Брестского окружного комитета Коммунистической партии Западной Белоруссии (КПЗБ) за январь 1925 года отмечалось: «В округе поднялся сильнейший террор. Везде по гминам полиция. Где было 2—3 полицианта, теперь 10—12. По гминам рассажены шпики. Насажены в сёла под видом кузнецов, столяров, рымаров, сапожников. А то и просто разгуливают по деревням по 2 и по 3 и прислушиваются внимательно к разговорам. Если где-то соберётся кучка крестьян, то их сейчас же разгоняют. Осадники и бывшие охотники-поляки вооружаются в револьверы, винтовки и пулемёты. Устраивают собрания под покровительством полиции. Никого из крестьян не допускают. В деревнях начинают наблюдать за приезжающими и проводящими, спрашивают документы и выясняют куда едешь и зачем. На маленьких станциях насажены шпики, полиция проверяет документы».
Польскую оккупационную власть в Западной Белоруссии охранял административный государственный аппарат, основой которого были полиция, суды, тюрьмы. Элементарные политические свободы были попраны. Малейшее проявление недовольства подавлялось жесточайшим образом.
С целью устрашения польские власти проводили на территории Западной Белоруссии так называемую пацификацию, то есть умиротворение крестьянства. Для проведения «пацификации» в деревни посылались польские карательные отряды. Обычно ночью эти отряды окружали деревню, а на улицах выставляли пулемёт. Всех жителей сгоняли на площадь и требовали выдачи «коммунистического агитатора». Если по истечении указанного срока «агитатора» не сдавали, то начиналась дикая расправа. Арестовывали каждого пятого. Поголовно пороли всё население деревни. Избивали прикладами до потери сознания, пороли розгами, кнутами, нагайками, проламывали череп.
После расправы с населением начинался повальный грабёж. Каратели врывались в избы, забирали продовольствие и деньги. Они уничтожали национальные библиотеки, распускали национальные культурно-просветительные организации, сносили с лица земли целые деревни. Польские оккупационные власти пытались нагайкой и прикладом выбить из головы белорусского крестьянина всякую мысль о национальном самосознании, хотели таким путём превратить белорусов в колониальных рабов, потерявших своё национальное лицо, забывших свою культуру и язык.
Расстрелы, пытки, карательные экспедиции стали устоявшейся нормой.
Архивные материалы свидетельствуют о массовых и чудовищных методах пыток со стороны польских оккупационных властей. Так 30 сентября 1926 года был арестован Панасеня Кандрат из деревни Савичи Шидловской гмины полиции Слонима. Его обвиняли в принадлежности к коммунистической партии. Он подвергся нечеловеческим пыткам: голого били, таскали по полу, вкладывали между пальцев куски ткани, смоченные в нефти, и поджигали, топтали ногами, привязывали шнурки к половым органам и тащили вверх…
16 сентября 1926 года прошли массовые аресты в округе Белостока, Пружан, Бельска и Волковыска. Самому старшему из арестованных было 33 года, а младшей была четырнадцатилетняя девушка. Издевательства переходили границы; вешали на железных палках, которые были протянуты между скованными руками и ногами, били железными палками по пяткам, ломали пальцы, вливали по несколько литров воды в нос и рот, окунали голову на длительное время в ледяную воду. Людей истязали до полусмерти.
Освободившийся весной 1926 года из тюрьмы Леонтий Добриян в письме на имя посла Петра Метлы сообщает о чудовищных пытках, которые он перенёс в тюремных застенках: «…Арестовали меня 22.1 и отправили нас троих на постаронок в Язерницу, где мы находились три дня. Первый допрос сделан был комендантом Мельником. 24 января приехал к нам руководитель дэфендивы («дефензива» — польская военная контрразведка. — Ред.). Слонима, который и начал допрашивать меня, принадлежу ли я к коммунистической партии, рисовал ли флаг, вывешивал ли, собирал ли деньги политическим в тюрьму. Когда я дал ответ, что деньги собирал только на белорусские книжки, а об остальном ничего не знаю, то руководитель дэфиндивы схватил меня за волосы и давай бить головой об угол печки, потом заставил меня разуться, связали руки, перетянули через колено, протянули палку между ног и рук и давай бить. Комендант палкой пятки потом нагнувши голову до колен комендант Мельницкий бил по шее, отчего я недели три не мог повернуть головы, развязавши заставили бегать по полу. И опять допросы, после некоторых руководитель дэфиндивы взял ещё за волосы и бил головой об угол сундука, били по лицу кулаками, отчего лицо моё было черно, как только вышедши из шахты. Отдохнувши немного они говорят, что это репетиция, после которой будет спектакль, если не признаешься до того, в чём тебя обвиняем…
На утро 23.1 руководитель дэфендивы уехал в Слоним, следом и нас отправили на станцию Езерницы скованных. На разъезде Грынки слезли и пятнадцать вёрст шли до Слонима скованные. В Слониме таксамо допросы, потом битьё и говорили, что они говорят, признайся, что коммунист, что делал в партии, какую занимал должность. В одну ночь заливали мне воду с уксусом в нос. Когда заливали первый и второй раз, то только кровь лилась струёй из носа и рта, а когда заливали третий раз, то я потерял чувства. Через часа два-три я пришёл в чувство весь мокрый и от воды и от собственной крови».
В начале 1930-х годов в тюрьмах Польши находилось более 10 тыс. политзаключённых. Отдельную страницу в системе польских тюрем и концлагерей занимает концлагерь для политзаключённых, созданный в 1934 году в Берёзе-Картузской на Полесье (ныне Брестская обл.) в соответствии с реакционным законом «Об изоляции общественно небезопасных элементов». В концлагере находились русские, белорусы, украинцы, евреи и поляки — противники режима Пилсудского.
Пилсудский ввёл режим «моральной санации». Начались преследования инакомыслящих, в том числе поляков, которых массово швыряли в казематы Берёзы-Картузской. Официальные документы, хранящиеся в Национальном архиве Республики Беларусь, раскрывают изуверскую сущность политики польских властей в отношении заключённых концлагеря Картуз-Берёза.
Польские официальные круги рекламировали концлагерь как место для исправления всех социально опасных элементов из оппозиционных правительству партий и организаций. На самом же деле Картуз-Берёза, созданная по образцу концлагеря Дахау в гитлеровской Германии, была одним из наиболее жестоких средств борьбы с революционным движением в стране, национально-освободительным движением в Западной Белоруссии и на Западной Украине.
В концлагере в своём большинстве содержались коммунисты и другие прогрессивные деятели рабочего и крестьянского движения, передовые представители науки и культуры. В Картуз-Берёзу отправляли людей без суда, в административном порядке по представлению полиции и решению поветового старосты. Официально срок пребывания в лагере устанавливался на 3 месяца, но фактически он не ограничивался и зависел целиком и полностью от произвола лагерной администрации, которая имела право продлевать по своему усмотрению этот срок для «неисправимых».
Лагерь пыток в Картуз-Берёзе был рассчитан на моральное подавление и физическое истребление коммунистов — наиболее стойких и последовательных борцов против фашизма. «Режим в Картуз-Берёзе был исключительно тяжёлым по своей жестокости. В камерах с цементным полом и забитыми наглухо окнами содержалось по 30—40 человек, в них не было ни столов, ни скамеек. Политзаключённым запрещалось разговаривать между собой, смеяться, сидеть в недозволенное время, ходить обычным шагом, все распоряжения они должны были выполнять только бегом.
Заключённых заставляли выполнять тяжёлые физические работы, как правило, ненужные и бессмысленные. Например, они выкапывали и тут же зарывали канавы, носили на лопатах на расстоянии 200 м землю, а затем переносили её обратно. Узников избивали при каждом удобном случае.
В первый день, когда заключённый поступал в лагерь, его обязательно избивали до полусмерти в порядке профилактики. Полицейские выстраивались в ряд, подавалась команда «бегом» и начиналось избиение бегущего политзаключённого палками, прикладами и чем попало.
Излюбленным методом издевательств полиции над политзаключёнными были «упражнения», когда заключённых заставляли ползать на коленях и локтях, ходить вприсядку до тех пор, пока они не падали в обморок. Но и после этого, облив холодной водой, жертву заставляли продолжать «упражнения».
В концлагере не пользовались никакой тягловой силой, кроме человеческой. Перекопанную вручную территорию лагеря заключённые должны были бороновать на себе. Надзиратели запрягали в борону по 5—6 человек, клали на борону тяжёлые камни и гоняли заключённых с этой упряжкой по полю.
По субботам заключённых выводили в баню на так называемое купание, которое являлось, особенно зимой, удобным случаем для издевательств над людьми. Во время «купания» неожиданно раздавался свисток, который означал, что «мытье окончено» и нужно тотчас же одеваться. Когда часть заключённых была уже одета, следовала команда «во двор бегом марш». Полицейские палками выгоняли мокрых, голых и босых людей во двор, где на снегу и морозе, под палками, оканчивалась процедура одевания.
Издевательства фашистских палачей над политзаключёнными не имели границ. Белорусский крестьянин из Бельского повета Мозырко во время принудительной муштры упал. За это он был зверски избит: полицейские отбили ему лёгкие. После этого Мозырко был брошен в сырой карцер, а на другой день его полуживого закопали по шею в землю и приказали группе заключённых утрамбовать вокруг него землю. Когда же последние отказались делать это, они были жестоко избиты. Затем Мозырко был отвезён в больницу в Кобрине, где он скончался. От нечеловеческих побоев умер в Кобринской больнице узник концлагеря виленский студент Германинский. Политзаключённого Жирмана полицейские заставили выкопать для себя могилу. Затем они засыпали там свою жертву мусором и стали топтать ногами.
В Картуз-Берёзе от рук палачей погибли многие коммунисты, участники антифашистского движения в Польше. Узников концлагеря держали на голодном пайке. Их кормили так, лишь бы они не умерли от голода. За пять с лишним лет существования концлагеря через него прошли, перенося нечеловеческие пытки и издевательства, тысячи коммунистов, прогрессивно настроенных людей: белорусов, украинцев, поляков, евреев. В числе их известные деятели Компартии Польши В. Юзьвяк, Р. Замбровский, Кольский, К. Виташевский, Т. Данишевский, украинский писатель коммунист А. Говрилюк, руководящие работники Компартии и комсомола Западной Белоруссии Н. Андриюк, А. Букович, М. Пронько и многие другие.
Семнадцать дней в концлагере пришлось провести даже бывшему соратнику Пилсудского, польскому публицисту С. Мацкевичу — по обвинению «в ослаблении оборонного духа поляков» и «систематической критике правительства искусственно подбираемыми аргументами».
В Берёзу-Картузскую можно было угодить даже за неуплату налогов. Мацкевич описывает нескольких таких заключённых, богатых купцов уже пожилого возраста. Некоторые из них сошли с ума, отмечает польский публицист. В концлагере всё нужно было делать бегом, и бегать заставляли даже калек с поломанными костями, больных туберкулёзом, артритом, гипертонией. Заключённым не разрешалось молиться и носить крестики на шее. За это их тоже избивали. «Всё выглядело, как дантовский ад», — заключает Мацкевич.
Эпилепсии, психические припадки, внезапная смерть были ежедневной практикой в Берёзе-Картузской. Из застенков не выпускали даже ослепших узников. Заключённые содержались в нечеловеческих условиях, подвергались чудовищным пыткам и издевательствам. Документальных свидетельств этому более чем достаточно. Вот что вспоминает В. Ласкович, ветеран Коммунистической партии Западной Белоруссии: «Закрывали рот тряпкой, из бутылки капли керосина лили в нос. Раз, два, три — человек умирал. Страшные мучения».
Зверства, чинимые польской оккупационной властью над заключёнными в тюрьмах и в Берёзо-Картузском концлагере, правомерно квалифицировать как преступление против человечности. Геостратегическая цель панской Польши была на поверхности: подавить национальное самосознание белорусского и украинского народов и ментально растворить их в польском этносе.
В результате Освободительного похода 17 сентября 1939 года восторжествовала историческая справедливость: белорусский и украинский народы были спасены от геноцида и истребления со стороны панской Польши.
Во время Большого разговора 9 августа 2021 года президент Республики Беларусь А.Г. Лукашенко справедливо отметил: «Если бы не было 17 сентября 1939 года, не было бы нашей страны. Спасибо Сталину. Ему нужно поставить за это памятник».
Необходимо отметить, что правящий польский политический пул, являясь стратегическим союзником США, продолжает активно обслуживать американские интересы в Европе. Опираясь на военно-политическую поддержку со стороны США, польское руководство не скрывает своей цели стать хозяином Восточной Европы, возродить Речь Посполитую, включив в неё как Украину, так и Республику Беларусь.
Провал предыдущих масштабных попыток вовлечь Белоруссию в западную общественно-политическую модель в формате «Восточное партнёрство», «Люблинский треугольник» (Польша, Украина, Литва), не говоря уже о поражении тщательно подготовленной натовской интервенции в 2020-м, не изменил коварных замыслов Запада и Варшавы. 9 января 2024 года спикер польского парламента Шимон Головня заявил: «Свободная Беларусь отвечает интересам и сердцу свободной Польши. Мы сделаем всё, чтобы Беларусь стала свободной страной свободных людей». Подобные радикальные заявления подтверждают, что в Варшаве по-прежнему вынашивают агрессивные планы по дестабилизации ситуации Белоруссии, открыто готовятся «взорвать» обстановку изнутри и демонтировать конституционный строй.
Представители польского экспертного сообщества открыто предупреждают о подготовке радикальной прозападной белорусской оппозицией, окопавшейся на территории Польши и не только, госпереворота в Республике Беларусь в 2025 году. Ключевая задача — внести раскол в российско-белорусские отношения и реализовать проект «Беларусь — АнтиРоссия».
На территории Польши готовятся военизированные формирования, состоящие из белорусских оппозиционеров, террористов и преступников. Речь идёт о так называемом полке имени Кастуся Калиновского (насчитывает не менее 5000 человек). Он состоит из трёх батальонов (Западный, Волатский, Литвинский).
В настоящее время в Польше формируется также батальон имени Тадеуша Костюшко. По словам его командира Дениса Прохорова, в отряде есть добровольцы «со всего мира — поляки, канадцы и французы».
К тому же готовятся и более мелкие подразделения (каждая по 80—100 человек) для совершения диверсионно-террористических действий на территории Белоруссии. Они дислоцируются в Белостоке, Варшаве, Лодзи, Вроцлаве, Гданьске, Познани и Кракове. В частности, рекрутинговыми центрами в Польше являются организация «Белорусский дом в Варшаве», Ассоциация «Белорусский молодёжный хаб» и другие. Основной упор в обучении делается на отработку навыков организации протестов, манипулирование и управление толпой, на подготовку к незаконному пересечению белорусской границы под видом волонтёров.
В своём выступлении на VII Всебелорусском народном собрании президент Республики Беларусь Александр Лукашенко подчеркнул, что необходимый уровень военной безопасности в стране обеспечивается готовностью белорусской армии к обороне, защите национальных интересов.
На торжественном собрании в честь Дня независимости и в связи с 80-летием освобождения Белоруссии от немецко-фашистских захватчиков 2 июля 2024 года А.Г. Лукашенко отметил: «Великая Отечественная война — это апофеоз тысячелетней истории войн и сражений западной цивилизации. Мы в этой истории уже поставили точку один раз. Надо будет — поставим и второй».
Елена СОКОЛОВА, ведущий научный сотрудник отдела новейшей истории Беларуси Института истории НАН Беларуси, кандидат исторических наук. Сергей ЖУДРО, делегат VI Всебелорусского народного собрания.
