На прошлой неделе внимание общественности привлекла аннотация к книжной серии издательства «АСТ» «Стругацкие с комментариями», в которой вышли книги писателей-фантастов «Понедельник начинается в субботу» и «Обитаемый остров». На сайте издательства она представлена так: «Эта серия предназначена прежде всего для современного молодого читателя. Цель — познакомить его с творчеством Аркадия и Бориса Стругацких. Чтобы избавить произведения от отягощения коммунистической идеологией, их тексты купируются и адаптируется язык…»
Прочитав это, я не поверил глазам. Тексты кого купируются? У кого адаптируется язык? У братьев Стругацких — Аркадия Натановича (1925—1991 гг.) и Бориса Натановича (1933—2012 гг.) — мастеров слова, классиков советской литературы?
Следующей моей реакцией был смех. Мне вспомнился эпизод из сатирической повести Аркадия Арканова «Рукописи не возвращаются». Там завотделом прозы журнала «Поле-полюшко» провинциального города Мухославска некто Зверцев правил Сартра, «прошедшего славный путь от служителя сомнительного течения, именуемого экзистенциализмом, до выдающегося деятеля французской и мировой культуры». Столичные книгоиздатели, замахнувшиеся в редакторском раже на Стругацких, живо напомнили мне выведенных в этой повести идеологически зашоренных «литературных работников» из глубинки, редактирующих мировую литературную знаменитость.
Председатель комитета Госдумы по защите семьи, вопросам отцовства, материнства и детства коммунист Нина Останина, с возмущением прокомментировавшая аннотацию, отметила: «У настоящих писателей, тем более таких, как братья Стругацкие, в тексте нет ничего лишнего, и каждое слово, каждая буква несут в себе смысл. Такое изъятие кусков из контекста нарушает целостность самого произведения, приводя к невозможности понять, о чём писал автор. И это желание избавиться от характеристик эпохи, мне кажется, прямо нарушает указ президента о защите традиционных российских духовно-нравственных ценностей, культуры и исторической памяти. Историческая память — вещь цельная, она не может быть избирательной в угоду мнениям отдельных авторов или издательств…»
Удивительно, что эти, казалось бы, азбучные истины депутат должен втолковывать профессионалам издательского дела! Однако удивляться не стоит: перед нами типичный пример чисто идеологической цензуры. Издательские работники своим заявлением о «разгрузке» произведений Стругацких от коммунистической идеологии присоединяются к процессу «декоммунизации», который исподволь идёт в нашей стране: переименовываются улицы, убираются памятники, очевидно, по примеру соседней Украины, где уничтожают памятники Ленину, Пушкину, советским воинам-освободителям.
Надо сказать, что стремление «развести» Стругацких с коммунизмом, представить их тайными диссидентами, антисоветчиками с фигой в кармане — не новость. Давно ведётся вокруг памяти и творческого наследия писателей эта возня противниками коммунистического выбора. Им, видимо, не даёт покоя, что Стругацкие создали в своих творениях мир коммунистического будущего, в котором «хотелось бы жить и работать». Повести о коммунистическом завтра объединены в своеобразный цикл о Мире Полудня, по названию одной из книг — «Полдень, XXII век» (опубликована в 1961 году).
Образ будущего у Стругацких — не застывшее полотно, а постоянно, от произведения к произведению, меняющаяся картина грядущего, где нас поджидают не только триумфы, но и вопросы, на которые трудно ответить, и «глухие, кривые, окольные тропы». Это мир, не лишённый противоречий, его светлые герои — первопроходцы и исследователи — подвержены сомнениям, совершают ошибки на пути познания и преобразования мира.
И вот эта сложность, те тревожные предчувствия, которые мучили писателей, предостережения, оставленные в их книгах, и толкуются предвзятыми интерпретаторами как разочарование Стругацких в коммунистической «утопии», изображённой в ранних вещах, да и в советской жизни тоже. Например, писатель Дмитрий Быков (признанный в РФ иноагентом) трактует «зону» из повести «Пикник на обочине», по мотивам которой снят знаменитый фильм Андрея Тарковского «Сталкер», как некую аллегорию Советского Союза. Пишет: «Именно таким экспериментом был советский проект, и не увидеть этого в «зоне», описанной Стругацкими, довольно трудно», понимаешь ли.
Как по мне, так вовсе не трудно. По-моему, только заведомо политизированный взгляд на литературу способен в исключительно оригинально решённой писателями не новой теме контакта с инопланетянами, философской притче о совести и стремлении к счастью, разглядеть карикатуру на СССР.
А вот что, на мой взгляд, действительно тревожило Стругацких, в чём они и верно провидели угрозу достойному будущему, приходу Мира Полудня, так это в наступлении эпохи потребления, которая может прийти вместо эпохи творцов. Помните, в повести «Понедельник начинается в субботу» профессор выращивал в лаборатории идеального потребителя, способного заграбастать Вселенную? Этот потребитель-исполин с гомерическим аппетитом, вылупившись из лабораторного автоклава, чуть не слопал всю планету.
Тридцать лет в «автоклаве» новой России пестуется потребитель, будто под сенью крылатых слов бывшего министра образования о том, что недостатком советской образовательной системы была попытка сформировать человека-творца, а сейчас задача в том, чтобы взрастить квалифицированного потребителя. К превращению в такого исполинского потребителя материальных благ при отсутствии духовных потребностей капиталистическая действительность готовила весь наш народ, прививая западные идеалы наживы и хищничества, от пут которых мы сегодня пробуем избавляться.
Приходится согласиться, что тревожились замечательные писатели о перспективах рода человеческого не напрасно. С людьми, озабоченными только своими удовольствиями, равнодушными друг к другу и к окружающей действительности, показанными Стругацкими, например, в повести «Хищные вещи века», понятное дело, коммунизма не построишь, не на ту дорогу свернули мы три десятка лет назад.
Что больше всего совпадало у Стругацких с коммунистическими представлениями о совершенных общественных отношениях, людях «новой формации» — так это воспетый ими идеал свободного, творческого, познавательного труда в противовес мещанскому унылому стяжательству. Как справедливо отмечает исследовательница творчества Стругацких Юлия Черняховская: «Стругацкие рисуют, и не отказываются от этого до конца, три компонента свободы: заниматься любимым трудом, заниматься им свободно (свобода творчества), быть свободным в занятии им и от этого получать самое большое удовольствие в жизни. Это и их общий вывод, и их общий рефрен».
Визитной карточкой творчества Стругацких, в котором выражено их кредо, для меня служат слова из «Понедельника…»: «Сюда пришли люди, которым было приятнее быть друг с другом, чем порознь, которые терпеть не могли всякого рода воскресений, потому что в воскресенье им было скучно. Маги, Люди с большой буквы, и девизом их было — «Понедельник начинается в субботу»… Они были магами потому, что очень много знали, так много, что количество перешло у них, наконец, в качество, и они стали с миром в другие отношения, нежели обычные люди. Они работали в институте, который занимался прежде всего проблемами человеческого счастья и смысла человеческой жизни, но даже среди них никто точно не знал, что такое счастье и в чём именно смысл жизни. И они приняли рабочую гипотезу, что счастье в непрерывном познании неизвестного и смысл жизни в том же. Каждый человек — маг в душе, но он становится магом только тогда, когда начинает меньше думать о себе и больше о других, когда работать ему становится интереснее, чем развлекаться в старинном смысле этого слова».
Пожалуй, ещё только раз я встречал в литературе столь же вдохновенный гимн свободному, возвышающему коммунистическому труду, сопряжённый с отповедью мещанству, — в романе Владимира Дудинцева «Не хлебом единым», впервые опубликованном в 1956 году. В нём изобретатель Лопаткин борется с бюрократами за судьбу своего детища — машины для отливки труб. В беседе с коллегой Лопаткин заявляет, что в мещанский коммунизм он никогда не верил. И продолжает: «Вот тут я сразу понял, что коммунизм — это не придуманная философами постройка, а сила, которая существует очень давно и которая исподволь готовит кадры для будущего общества. Она уже вошла в меня! Как я это почувствовал? А вот. Смотрите, никогда в жизни так я не работал, как сейчас, — я работаю по способности! В лес, как медведь, не гляжу. Экономлю время не для чего-нибудь, а для работы! ... А я и не говорю, что у нас коммунизм. Но мне он был бы сейчас нужен. Не для того, чтобы получать, а чтобы я мог беспрепятственно отдавать!»
Правда, похоже? И как далеки эти упования от нынешнего положения дел, куда как дальше, чем в советские дни. Мещанские ценности стали основополагающими в нынешнем мире, а стяжание материальных благ — почитаемым и едва ли не главным занятием, ведущей житейской программой, можно сказать, руководящей идеей. А труд сегодня в разделённом на бедных и богатых обществе многими воспринимается как штука безрадостная, как наказание, как работа на богатого дядю. Дотянуть бы до уик-энда, а потом, глядишь, и до пенсии, ведь до неё теперь тянуть на пять лет дольше, чем при Советской власти. Аркадию и Борису Стругацким, своим творчеством страстно утверждавшим близкий коммунистическим идеалам принцип свободного, содержательного труда, сформулированный писателями как «понедельник начинается в субботу», было бы очень неуютно сегодня.
Кстати, части именно этого яркого публицистического размышления о важности труда для становления полноценного человека я не обнаружил в тексте «Понедельника…» той самой серии издательства «АСТ» «Стругацкие с комментариями». В знакомых с юных лет изданиях вслед за приведёнными мной выше строками следует ещё страница, где писатели утверждают, что «так же, как труд превратил обезьяну в человека, точно так же отсутствие труда в гораздо более короткие сроки превращает человека в обезьяну». Стоит махнуть на всё рукой, поддаться соблазну существования по принципу «Бери от жизни всё», и вот он начинается — обратный «отсчёт» от человека к неандертальцу. Правда, только в институте магов, где происходит действие повести, скрыть регресс невозможно, а в обычной жизни он незаметен, «бездельник и тунеядец, развратник и карьерист продолжают ходить на задних конечностях и разговаривать», и «часто они достигают значительных высот и крупных успехов в строительстве светлого будущего в одной отдельно взятой квартире».
Жаль, что кто-то посчитал этот кусок лишним. Глядишь, эти слова и подтолкнули бы молодого читателя к зеркалу: так ли я живу, верно ли поступаю, человек ли я ещё, не проступают ли в моём облике звериные черты?
После смерти Аркадия Стругацкого в 1991 году о взглядах писателя по имени «братья Стругацкие» стали во многом судить по младшему брату — мыслям, воспоминаниям, изложенным в его интервью, книге «Комментарии к пройденному». Позиция Бориса Натановича была часто созвучной общей антисоветской ноте того времени, непростой, в чём-то противоречивой под стать драматическим процессам, которые шли в стране в 1990-е и 2000-е годы. И это даёт возможность сегодня, ориентируясь на анализ его мнений и поступков, оценивать и братьев Стругацких «в целом» как скрытых диссидентов. У меня же нет сомнений в том, что в произведениях А. и Б. Стругацких нет антисоветского подтекста, выраженного эзоповым языком, который иные истолкователи хотели бы обнаружить.
Так что, если уж сегодня редакторам избавлять Стругацких от «отягощения коммунистической идеологией», чтобы, видите ли, «адаптировать» к восприятию молодого читателя, то перво-наперво следует изменить название этой широко известной повести, изданной в далёком 1965 году, на «Понедельник начинается в понедельник». Чтобы и духу коммунистического не было!
