Власти Донецкой народной республики объявили о начале национализации региональных предприятий. «Олигархи заявляют, что будут платить налоги в Киев. Таким образом они финансируют действия киевской хунты. Мы не намерены останавливать предприятия, мы должны созидать. Прошу оставаться всех на местах. Отныне это предприятия народа... Мы предложили олигархам платить налоги тут. Ряд собственников уже намерены платить налоги в ДНР. При национализации их это не коснется», – заявил на этой неделе глава Верховного совета ДНР Денис Пушилин.
Декларации Пушилина и его соратников – это ответ в том числе и Ринату Ахметову, организовавшему забастовку сотрудников своих предприятий против ДНР. И к энтузиастам национализации остается немало вопросов. Если она не коснется тех олигархов, которые желают платить налоги в Донецк, а не в Киев, то означает ли это, что сама национализация – промежуточный шаг, за которым должна последовать новая приватизация, переход активов в лояльные руки? Или же «предприятия народа» – это навсегда?
Тональность заявлений заставляет думать, что второй вариант – верный. То есть национальное движение против Киева, готового ущемлять права русских, предсказуемым образом совпало с народным движением против «господ», за восстановление «справедливости», читай – за реализацию радикальной левой политической программы. Переходный характер национализации означал бы, напротив, что в ДНР все же придерживаются либерально-рыночных взглядов и полагают, что частный собственник, платящий налоги, полезнее и эффективнее, например, назначенного чиновника с фиксированным окладом.
Донецкие сторонники федерализации выражают настроения куда более левые, чем взгляды Владимира Путина, к которому представители ДНР обращаются с просьбами – о признании, о защите, о миротворцах, об оружии и пр. Путин – сторонник «большого государства». У него преимущественно левый, зависимый от государства электорат, но вместе с тем Путин пытается сохранять баланс между левизной политической риторики и рыночной прагматикой. Донецкий дискурс куда ближе к коммунистическому.
При этом обращения донецких повстанцев вовне не звучат как «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Это призывы, актуализирующие этническую солидарность, то есть адресованные русским. В России украинский конфликт официально интерпретируется и комментируется именно в этносоциальном ключе: есть националистическая власть, и есть притесняемый этнос, требующий максимальных прав в рамках единого (пока это еще возможно) государства. Образование народных республик воспринимается как неизбежность, а на их левизне акцент не делается. Возможно, потому, что левизна русских считается чем-то естественным.
Не случайно в России наибольшей поддержкой донецкие повстанцы пользуются у публицистов левого или крайне левого толка, отвергающих рынок не просто как нечто неправильное, но и как нечто враждебное русским, навязанное им извне коварным Западом. Публика, ностальгирующая по советскому единству, ностальгирует не в последнюю очередь и по левому государству.
Расширенное и дополненное понимание этничности свойственно и российским властям. Их симпатии к украинским сторонникам федерализации – не только и не столько симпатии к русским, сколько к социально близкому электорату с понятным языком и предсказуемыми запросами. Русский может, к слову, быть либералом и поддерживать при этом федерализацию, поскольку в принципе выступает за децентрализацию власти и большую ответственность на местах. Этот содержательный нюанс игнорируется. Если либерал, значит, уже не совсем русский. «Правильный» русский – всегда левый.
