Несмотря на то, что предлагаемая читателю статья приурочена к 35-й годовщине XXVII партсъезда, она к числу «датских» всё же не относится. А вот подозрение, что Генеральный секретарь ЦК КПСС М.С. Горбачёв желал сделать XXVII партийный съезд с «датским» оттенком, весьма правдоподобное.
Дело в том, что открытие первого из двух «горбачёвских» съездов КПСС было приурочено к дню закрытия ХХ съезда — к 25 февраля. Да-да, ровно за 30 лет до начала XXVII съезда состоялось «закрытое» заседание, на котором Первый секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущёв выступил с «секретным» докладом «О культе личности и его последствиях». Похоже, новый генсек рассчитывал хотя бы таким способом показать подбираемым подельникам откровенно враждебное отношение к И.В. Сталину. Потом это своё неприятие он станет демонстрировать цинично и навязчиво, но это будет потом. А пока, всего через 10 месяцев после избрания руководителем партии советских коммунистов, он считал преждевременным снимать маску. Но тогда возникает вопрос: а какая необходимость была у Горбачёва хотя бы таким способом проявлять антисталинское, а точнее — антикоммунистическое, нутро? К этому побуждало… принятие на XXVII партийном съезде новой редакции Программы Коммунистической партии Советского Союза.
Черненко, Горбачёв и новая редакция Программы
Третьей Программе КПСС очень не повезло. Первая попытка её подготовить была предпринята ещё в 1938 году. Но принята она была лишь на XXII партийном съезде в октябре 1961 года, получив громкое название Программы развёрнутого строительства коммунизма, который в соответствии с этим документом должен был наступить в СССР в 1980 году. Увы, в тот год был популярен анекдот о том, что вместо коммунизма в стране была Олимпиада. А 26 февраля 1981 года на XXVI (последнем «брежневском») съезде КПСС было принято следующее постановление:
«Поручить Центральному Комитету КПСС внести необходимые дополнения и изменения в действующую Программу партии, правильно в целом определяющую закономерности мирового общественного развития, цели и основные задачи борьбы партии и советского народа за коммунизм, и подготовить новую редакцию Программы КПСС к очередному съезду партии.
При этом в Программе должны получить глубокое научное отражение важнейшие изменения в жизни советского общества и мировом общественном развитии, главнейшие задачи строительства коммунизма».
В ноябре 1982 года скончался Л.И. Брежнев, в феврале 1984 года умер Ю.В. Андропов. Поскольку ставшего после них Генеральным секретарём ЦК КПСС Константина Устиновича Черненко можно считать эталоном партийной исполнительности и аппаратной дисциплины, то он решения предыдущего съезда забыть не мог. Уже через два месяца после избрания генсеком на совещании в ЦК он указал на необходимость продолжить работу по пересмотру Программы партии. И этот вопрос постоянно оставался в центре его внимания.
В.В. Прибытков, многолетний помощник Черненко, вспоминал о тяжело больном генсеке: «Испытывая недомогание, он не хотел сдаваться, мечтал о выздоровлении и полноценной работе. Его повседневно занимали вопросы необходимости развёртывания подготовки к очередному съезду партии, работы комиссии ЦК КПСС по подготовке новой редакции Программы КПСС, председателем которой он был утверждён. Со съездом он, пожалуй, связывал свои основные надежды, полагал, что именно форум коммунистов Советского Союза сможет определить основные пути продвижения вперёд».
Теоретиком Черненко не был и не претендовал на такую роль. Но у него был богатый опыт в области пропаганды и агитации. Именно этой сферой он руководил, работая в сельских райкомах партии в Сибири, и будучи секретарём Красноярского крайкома и Пензенского обкома партии, и возглавляя отдел пропаганды и агитации в ЦК Компартии Молдавии. Он и в ЦК КПСС заведовал сектором в отделе пропаганды и агитации. Следовательно, в проблемах идеологии он ориентировался профессионально. И нельзя не обратить серьёзного внимания на его статью «На уровень требований развитого социализма», опубликованную в 18-м (декабрьском) номере журнала «Коммунист», даже помня о том, что в её написании принимали активное участие его помощники. Прибытков вспоминал:
«Гранки этой статьи мы — я и Вадим Печенев — обсуждали с Константином Устиновичем, когда он уже был тяжело болен, буквально у его постели в специальном отсеке ЦКБ. Черненко одобрил последний вариант статьи, внеся в текст незначительные поправки. Главная цель, которую он преследовал, заключалась в том, чтобы положения публикуемой статьи за подписью Генерального секретаря ЦК КПСС легли в основу подготовки к XXVII съезду КПСС (выделено мной. — В.Т.), который предполагалось созвать в ноябре 1985 года».
Своё видение магистральных направлений развития СССР Черненко стал излагать сразу же после избрания главой партии. Уже на первом заседании Политбюро ЦК 13 февраля 1984 года, которое Черненко вёл в ранге генсека, он подчеркнул необходимость ставить в центр внимания «рост технического прогресса». Встречаясь через два с половиной месяца с трудовым коллективом московского металлургического завода «Серп и молот», он увязал задачу внедрения научно-технического прогресса с необходимостью перехода от экстенсивных методов хозяйствования к интенсивным.
Понятно, что это — составные части крупной проблемы соединения достижений научно-технической революции с преимуществами социализма. Пленум ЦК на эту тему был задуман ещё в конце 1970-х годов, но постоянно откладывался. Ценную инициативу брежневского руководства, став Генеральным секретарём ЦК, решил реализовать Черненко. В мае 1984 года в Политбюро была представлена записка за подписью генсека о необходимости ускорения научно-технического прогресса и совершенствовании управления им во всех звеньях экономики. Но рассмотрена она была только через полгода. Обсудив записку Черненко, Политбюро решило посвятить этой теме пленум ЦК КПСС 23 апреля 1985 года. Однако в ноябре 1984-го, когда состояние здоровья генсека заметно ухудшилось, Горбачёв настоял на том, чтобы пленум о научно-техническом прогрессе перенести.
Поскольку Черненко рассматривал декабрьскую (1984 года) статью в «Коммунисте» как основу подготовки к XXVII партсъезду, то в ней мотив внимания к научно-техническому прогрессу звучит настойчиво и сильно. Читаем: «Усилия партии направлены прежде всего на завершение интенсификации экономики страны на основе значительного ускорения научно-технического прогресса, всестороннего совершенствования и улучшения форм и методов социалистического хозяйствования. Только так может быть создана самая передовая, отвечающая строгим меркам развитого социализма материально-техническая база... Важна именно политэкономическая суть этого вывода. Если она остаётся непонятой, то, как показывает опыт, теоретически глубокая и верная идея во многом утрачивает мобилизующее, направляющее значение для практики… Собственные успехи советской экономики поставили предел её экстенсивному развитию».
10 марта 1985 года К.У. Черненко не стало. На следующий день генеральным секретарём ЦК КПСС был избран М.С. Горбачёв. Открытие XXVII съезда КПСС было перенесено на 25 февраля 1986 года. Заниматься партийной Программой новому генсеку было некогда и неинтересно. К тому же к моменту его избрания документ был практически готов. Горбачёв и его команда сосредоточились на Политическом докладе ЦК съезду. Новинкой сезона было отсутствие в повестке дня отдельного доклада, посвящённого проекту Программы партии. Политический доклад, с которым выступал Горбачёв, представлял собой «три в одном флаконе». Впрочем, ингредиенты, как подчеркнул докладчик, были неравноценны. Действительно, из 100 страниц доклада Программе было уделено лишь четыре, а изменениям в Уставе — и того меньше.
Переходя к вопросам Программы, докладчик очень внятно сказал:
«Товарищи! В Политическом докладе ЦК КПСС рассмотрены программные цели партии, её современная экономическая и политическая стратегия, проблемы совершенствования внутрипартийной жизни, стиля и методов работы — всё то, что составляет суть новой редакции Программы и изменений в Уставе КПСС. Поэтому нет необходимости излагать их содержание».
Однако следовало бы обратить внимание делегатов на положения, которые к числу бесспорных отнести трудно. Начнём с ключевого положения Программы, которое стало причиной её обновления, — на каком этапе находится советское общество. В действовавшей до XXVII съезда Программе утверждалось, что страна находится на этапе развёрнутого строительства коммунизма. 25 лет, прошедших после XXII съезда, не подтвердили этого вывода. В то же время они обострили потребность чётко определять этап, на котором находится общество, так как без этого невозможно правильно поставить задачи, которые должна решать Коммунистическая партия, чтобы успешно вести за собой общество. На это обратил внимание Черненко в предсъездовской статье, которая открывалась следующим методологическим положением:
«В традициях нашей ленинской партии давать на каждом крупном, переломном историческом рубеже краткую, но ёмкую теоретическую формулу, выражающую существо наступающего этапа, своеобразие новых задач, и выдвигать политические лозунги, позволяющие соединить новейшие выводы революционной теории с практической деятельностью масс, идеи и волю партии — с помыслами и волей миллионов».
Далее следовала характеристика этапа, на котором, по его мнению, находилось советское общество:
«Сегодня наша страна находится в начале этапа развитого социализма. Вступление в него — закономерный результат напряжённой созидательной деятельности партии и народа, итог труда десятилетий, которым мы по праву гордимся. Вместе с тем это и начало большого и сложного поворота к решению задач совершенствования построенного у нас социализма. Выраженный этой глубокой формулой политический, идейно-теоретический и методологический подход к принципиальным вопросам дальнейшего развития социализма и продвижения к коммунизму и положен в основу работы над новой редакцией Программы КПСС, которую предстоит обсудить и принять на очередном, XXVII партсъезде».
А вот по сути другая точка зрения:
«Уместно напомнить, что тезис о развитом социализме получил распространение у нас как реакция на облегчённые представления о путях и сроках решения задач коммунистического строительства. Но в дальнейшем акценты в трактовке развитого социализма постепенно смещались. Нередко дело сводилось лишь к констатации успехов… Вольно или невольно это служило своеобразным оправданием медлительности в решении назревших задач. Сегодня, когда партия провозгласила курс на ускорение социально-экономического развития, такого рода подход неприемлем… Речь идёт о наиболее глубоком подходе к решению кардинальных задач общественного прогресса…»
Это не из речи делегата, получившего слово в порядке обсуждения проекта Программы. Это оценка Генеральным секретарём ключевого положения главного партийного документа в его Политическом докладе. К сожалению, вопросы Программы в прениях вообще всерьёз не поднимались. А Горбачёв поставил под сомнение саму необходимость определения исторического этапа, на котором находится общество. По сути он предложил ограничиться указанием на ускорение его развития. Если по поводу определения, данного Черненко, можно дискутировать, то по поводу отказа называть этап развития страны приходится лишь изумляться.
Генсек оспаривает Программу
И совсем любопытный итог. В принятой съездом Программе выделено: «Страна вступила в этап развитого социализма». Неужели съезд отклонил позицию нового генерального секретаря ЦК? Нет. Впрочем, не совпадали и трактовки понятия «ускорение» в Программе и в докладе Горбачёва.
В Программе партии, принятой XXVII съездом, читаем:
«КПСС считает, что в современных внутренних и международных условиях всесторонний прогресс советского общества, его поступательное движение к коммунизму могут и должны быть обеспечены ускорением социально-экономического развития страны. Это — стратегический курс партии, нацеленный на качественное преобразование всех сторон жизни общества: коренное обновление его материально-технической базы на основе достижений научно-технической революции; совершенствование общественных отношений и в первую очередь экономических; глубокие перемены в содержании и характере труда, материальных и духовных условий жизни людей; активизацию всей системы политических, общественных и идеологических институтов».
Несколько иначе видел ускорение новоиспечённый генсек:
«Курс на ускорение не сводится к преобразованиям в экономической области… Стратегия ускорения предполагает совершенствование общественных отношений, обновление форм и методов политических и идеологических институтов, углубление социалистической демократии, решительное преодоление инерции, застойности и консерватизма — всего, что сдерживает общественный прогресс». И далее — особо выделенный тезис: «Сегодня первоочередная задача партии, всего народа — … открыть простор инициативе и творчеству масс, подлинно революционным преобразованиям». О чём это? Марксизм-ленинизм под подлинно революционными преобразованиями понимает скачок в производственных отношениях, смену общественного строя. Неужели генеральный секретарь ЦК КПСС не понимал, что смена социалистического строя, особенно тогда, когда строительство коммунизма он считал неактуальным, может быть только одного типа — реставрацией капитализма? Только это уже не революция, а контрреволюция.
Впрочем, тогда, в 1986-м, сторонники социализма объясняли подобные далёкие от марксизма-ленинизма заявления Горбачёва его излишней любовью к красивой фразе.
Между тем в первый же день работы XXVII съезда КПСС небывалый в истории нашей партии случай: генеральный секретарь ЦК исподтишка, то есть публично не признавая этого, осуществил ревизию главного партийного документа, который на этом же партийном съезде был единогласно (?!) принят.
Начнём с того, что векторы развития советской экономики, которые определены в Программе КПСС, и те, которые указаны в Политическом докладе Горбачёва, оказались разнонаправленными. Логика Программы, принятой XXVII съездом КПСС, естественно вытекает из марксистско-ленинского учения. В.И. Ленин в очерке «Карл Маркс» подчёркивал: «Неизбежность превращения капиталистического общества в социалистическое Маркс выводит всецело и исключительно из экономического закона движения современного общества. Обобществление труда… — вот главная материальная основа неизбежного наступления социализма».
Новая редакция Программы КПСС опиралась на это фундаментальное положение марксизма-ленинизма. В ней было записано: «В центре внимания партии будет и впредь находиться укрепление и приумножение общественной собственности на средства производства, являющейся основой экономической системы социализма. Предстоит и дальше повышать уровень обобществления производства, его планомерной организации, неуклонно улучшать формы и методы реализации преимуществ и возможностей общенародной собственности».
Определяя основные направления ускорения в экономической области, Программа партии уделяла первостепенное внимание не только переводу народного хозяйства на рельсы интенсивного развития и достижению высшего мирового уровня производительности общественного труда, но и обеспечению оптимальной структуры и сбалансированности единого народнохозяйственного комплекса страны; значительному повышению уровня обобществления труда и производства, сближению колхозно-кооперативной собственности с общенародной, с перспективой их слияния.
А теперь посмотрим, как с принципиальными программными установками согласуются положения, высказанные Горбачёвым в Политическом докладе. Вот весьма оригинальное толкование повышения роли трудовых коллективов в использовании общественной собственности: «Важно неукоснительно проводить в жизнь принцип, согласно которому предприятия и объединения полностью отвечают за безубыточность своей работы. А государство не несёт ответственности по их обязательствам» (выделено мной. — В.Т.).
Во-первых, это — реальный шаг к разрушению общественной собственности. Во-вторых, это — отказ от планового характера народного хозяйства и ответственности государства за сбалансированность народнохозяйственного комплекса. Но чтобы подтвердить эту «стратегию» руководства экономикой, Горбачёв счёл возможным добавить: «Почему мы должны оплачивать труд, производящий продукцию, которую никто не берёт?» Но логичен встречный вопрос: «А почему планируется эта продукция?» Или это заявка на явочный переход от «плана» к «рынку»? Но эти совершенно партийные, коммунистические вопросы на XXVII съезде КПСС генсеку никто не задал, и тем самым была открыта дорога к разрушению социализма в СССР.
Для завершения картины, характеризующей отношение генерального секретаря ЦК КПСС к принимавшейся съездом Программе партии, невозможно обойти ещё одно направление навязывавшейся им политики.
В новой редакции третьей Программы, в точном соответствии с ленинской теорией империализма, подчёркнуто: «Углубляется неравномерность развития стран внутри капиталистической системы». Это положение важно тем, что указывает на возможность наличия внутри этой системы слабого звена, которое может стать пространством для антибуржуазной, то есть социалистической, революции. Вполне логично, что присутствует тесно связанный с этим положением тезис: «Общий кризис капитализма углубляется».
Отсюда вполне естественно, что Программа Коммунистической партии отмечает обострение классовой борьбы между трудом и капиталом, между социалистическим и капиталистическим лагерями: «Чем сильнее ход исторического развития подтачивает позиции империализма, тем более враждебной интересам народа становится политика его наиболее реакционных сил. Империализм оказывает ожесточённое сопротивление общественному прогрессу, предпринимает попытки остановить ход истории, подорвать позиции социализма, взять социальный реванш во всемирном масштабе. Империалистические державы стремятся координировать свою экономическую, политическую и идеологическую стратегию, пытаются создать общий фронт борьбы против социализма, против всех революционных, освободительных движений.
Империализм не желает считаться с политическими реальностями современного мира. Игнорируя волю суверенных народов, он стремится лишить их права самим выбирать путь развития, угрожает их безопасности. В этом — главная причина возникновения конфликтов в различных районах мира».
С такими марксистско-ленинскими оценками в Программе КПСС, оказывается, был не согласен Генеральный секретарь ЦК КПСС, представлявший съезду эту Программу. Горбачёв, щедро сдабривая свои суждения заурядной демагогией, в Политическом докладе уверял: «Мы не можем принять «нет» в качестве ответа на вопрос: быть или не быть человечеству? Мы говорим: общественный прогресс, жизнь цивилизации могут и должны продолжаться». Как красиво звучит! Таким словам невозможно было не поаплодировать. Подстелив таким образом соломку, оратор продолжал:
«Мы реалисты и полностью отдаём себе отчёт в том, что два мира разделяет очень многое и разделяет глубоко. Мы ясно видим и другое: потребность решить насущнейшие общечеловеческие задачи должна побуждать к взаимодействию, пробуждать невиданные ещё силы самосохранения человечества. И здесь заключается стимул к решениям, соразмерным реальностям времени.
Ход истории, общественного прогресса всё настоятельнее требует налаживания конструктивного, созидательного взаимодействия государств и народов в масштабах всей планеты. Не только требует, но и создаёт для этого (?!) необходимые предпосылки — политические, социальные, материальные. Такое взаимодействие нужно, чтобы предотвратить ядерную катастрофу, чтобы смогла выжить цивилизация. Оно требуется, чтобы сообща и в интересах каждого решать и другие обостряющиеся общечеловеческие проблемы… Именно так, через борьбу противоположностей, трудно, в известной мере как бы на ощупь (?!) складывается противоречивый, но взаимозависимый, во многом целостный мир».
На первый взгляд, это — милые фантастические мяуканья кота Леопольда, выбравшего для своего сольного концерта совсем неподходящее место — трибуну партии, изначально создававшейся для революционной борьбы против власти капитала, за ликвидацию эксплуатации человека человеком, за ликвидацию капиталистического жизне-устройства, несущего войны и угнетение целым народам. Но доклад показал, что М.С. Горбачёва с мультяшным котом роднит только набор пустых, хотя и умиротворительных слов. Но сущность политика совсем не миротворческая.
Горбачёв агрессивно навязывает партии вместо проверенной временем марксистско-ленинской научной основы курс «на ощупь». При этом сущность этого курса — ублажить империализм, стремящийся, как было ясно сказано в одобренной партией новой редакции Программы КПСС, «остановить ход истории, подорвать позиции социализма, взять социальный реванш во всемирном масштабе». При этом генсек не предлагает съезду обсудить демобилизующие и деморализующие партию и советское общество идеи, а беспардонно навязывает их.
Только не надо думать, будто эти идеи были новаторством М.С. Горбачёва. Ничего подобного! Их давно проповедовал, например, Римский клуб. Правда, разрабатываемые его участниками модели «единого человечьего общежития» при всей их привлекательности и критическом отношении к империализму всегда сохраняли господство частной собственности. В своих альтернативах Программе КПСС горбачёвские «теоретические» выкладки были заурядным хвостизмом.
Если говорить об интегральной оценке XXVII съезда КПСС, то весьма оригинально его оценил один из руководителей Итальянской коммунистической партии Джан Карло Пайетта, склонный к еврокоммунизму, в разговоре с Горбачёвым: «У меня сложилось впечатление, что ваша партия имеет как бы трёх генеральных секретарей. Один — тот, который одобрил новую редакцию Программы КПСС. Другой — тот, который выступал с докладом, тут уже есть свежие мысли, нацеленные на перемены. И, наконец, третий генсек редактировал резолюцию по докладу. В ней гораздо больше нового. Хотя и здесь сталкиваешься то ли с эзоповым языком, то ли с недостаточным пониманием необходимости глубоких преобразований».
Идеологи капитализма, анализировавшие XXVII съезд КПСС, оценивали Горбачёва куда однозначнее и прагматичнее. Они выделили прежде всего ревизионизм, продемонстрированный им на съезде. И он получил их публичную похвалу. Оценивая Политический доклад Горбачёва, Г. Киссинджер писал: «На XXVII съезде партии в 1986 году марксистско-ленинская идеология была почти полностью выброшена за борт».
В отношении генсека эта оценка была точной. Что касается съезда, то он большевистской боевитости и принципиальности, конечно, не проявил, распознать оппортунизм своего руководителя не сумел, хотя его делегатский корпус состоял в большинстве своём из честных, дисциплинированных, привыкших верить вождям партийцев. Их поведение Горбачёв расценил как предоставленный ему карт-бланш. Его оппортунизм стал более откровенным. Его сравнения перестройки с революцией всё чаще смахивали на подготовку контрреволюции.
Что касается принятой XXVII партсъездом Программы, то через четыре года на XXVIII съезде помощник Горбачёва И.Т. Фролов, назначенный главным редактором «Правды», внёс предложение «считать утратившей силу ныне действующую Программу КПСС». Инициатива была поставлена на голосование. Из 4125 участвовавших в нём делегатов проявили готовность отказаться от Программы Коммунистической партии 754 человека. 81,7% голосовавших сочли, что нет оснований отказываться от Программы, сохранившей в целом марксистско-ленинскую направленность. Так было 10 июля 1990 года во время утреннего (тринадцатого) заседания последнего в истории КПСС съезда.
Однако на следующий день на вечернем (шестнадцатом) заседании, проходившем под председательством Генерального секретаря ЦК КПСС М.С. Горбачёва, было принято «Постановление XXVIII съезда КПСС «О Программном заявлении XXVIII съезда КПСС «К гуманному, демократическому социализму». Вот его текст:
1. Принять Программное заявление XXVIII съезда КПСС «К гуманному, демократическому социализму».
2. Предложить всем коммунистам, партийным организациям и партийным органам впредь до принятия новой Программы КПСС руководствоваться Программным заявлением в своей практической деятельности.
3. Образовать комиссию по составлению новой Программы КПСС».
Так скверно закончилась короткая жизнь новой редакции третьей Программы КПСС. В ней были неточности, некоторые её формулировки были неряшливы, но она звала к социалистическому созиданию.
Наказ от обратного
Внимательное прочтение документов XXVII партсъезда, прежде всего сопоставление принятой этим форумом советских коммунистов третьей Программы КПСС в новой редакции, порождает большой вопрос принципиального характера: какую роль призвана играть партийная Программа в повседневной жизни партии? Насколько ей положено быть в практически-политической жизни, с одной стороны, ориентиром, а с другой стороны, ограничением выбираемых шагов в текущей деятельности партии? Или нормально, что уже в день принятия она одновременно возносится на политическую божницу и… отправляется в архив?
Эти вопросы не кабинетного характера и даже не теоретических ристалищ, а реальной практической практики, повседневной партийной борьбы Компартии за результативность своих действий.
При вступлении в Коммунистическую партию — большевистскую, КПСС, КПРФ — каждый из нас обязательно указывал, что он Программу партии признаёт и обязуется её выполнять. Но этот шаблон всё чаще вступает в противоречие с жизнью. Из современной практики исчезает такой элемент знакомства первичных отделений и местных комитетов с партийными новобранцами, как выяснение, насколько они представляют Программу партии, в которую вступают. В формирующейся системе партийной учёбы также не числится среди обязательных тем глубокое изу-чение Программы и Устава КПРФ. В практике проводимых партией массовых кампаний тоже не видно увязки их с партийной Программой. А ведь это — естественная и необходимая постановка дела. Возьмём хотя бы наши лозунги. Сначала при их отборе и постановке, а потом при массовой пропаганде их надо обязательно проверять партийной Программой. И настойчиво подчёркивать их связь с ней. Только тогда наши электоральные лозунги и предвыборные платформы будут, во-первых, узнаваемы своей коммунистичностью, во-вторых, отличны от соответствующих документов других партий.
Но точно так же Программой КПРФ должны проверяться и текущие внутрипартийные задачи дня. Такой подход исключительно актуален и необходим, скажем, при решении проблем определения союзников, при формировании позиции партии в отношении к власти и т.п.
Наибольшая опасность у партии, работающей в буржуазном обществе, — это дрейф вправо. В условиях капиталистического господства вирусы детской болезни «левизны» частично вымирают, частично впадают в спячку. А вот вирус приспособленчества к капитализму ускоренно размножается. Коммунистам нельзя допускать его пандемии — иначе партии смерть. Не случайно же В.И. Ленин в борьбе с детской болезнью «левизны», отвечая на поставленный им же самим вопрос: «В борьбе с какими врагами внутри рабочего движения вырос, окреп и закалился большевизм?» — подчёркивал: «Во-первых и главным образом в борьбе против оппортунизма, который в 1914 году окончательно (то есть признаки были и раньше. — В.Т.) перерос в социал-шовинизм, окончательно перешёл на сторону буржуазии против пролетариата. Это был, естественно, главный враг большевизма внутри рабочего движения. Этот враг и остаётся главным в международном масштабе. Этому врагу большевизм уделял и уделяет больше всего внимания».
Что касается И.В. Сталина, то уже в конце 1920-х он уверенно говорил, что Ленин обязательно бы написал книгу о «старческой болезни правизны» в коммунизме. Он и сам вёл с оппортунизмом непримиримую борьбу.
В этом смысле XXVII съезд КПСС остаётся и сегодня серьёзным, но не до конца усвоенным уроком для коммунистов, а горбачёвщина, наплевательски относящаяся к партийной Программе, — предостережением нам, требованием партийной коммунистической бдительности.
