На минувшей неделе стали известны детали реализации объявленного ранее президентом Путиным перехода к расчётам в рублях за российский газ. Оказалось, что никаких принципиальных изменений не планируется. Новая схема оплаты уменьшает риск заморозки экспортной выручки, но в остальном она носит чисто символический характер: по сути покупатели будут продолжать платить в валюте. Надежды на рождение «газорубля» как международной валюты, аналогичной «нефтедоллару» 1980-х годов, оказались явно преждевременными…
Экономические «бои без правил» между Россией и западным миром продолжаются. Запад изобретает и вводит всё новые санкции в отношении нашей страны. Поэтому неудивительно, что в России многие задавались вопросом: почему же мы не отвечаем симметрично? Ведь у России тоже есть мощные рычаги, которые можно использовать против «недружественных стран», с тем чтобы нанести им неприемлемый экономический ущерб и заставить их пойти на «экономическое перемирие». Речь здесь идёт в первую очередь о поставках сырья — в частности, урана и некоторых металлов, таких как платина, и особенно палладий. Но самый мощный рычаг — это, конечно же, поставки природного газа в Европу.
С начала экономической войны европейские страны резко активизировали усилия по уходу от зависимости от российского газа. Однако этот процесс займёт несколько лет, а на текущий момент зависимость Европы от нашего газа критическая.
Приведу несколько цифр, чтобы был понятен масштаб европейской газовой проблемы. Потребление газа в Европе в 2021 году составило порядка 550 млрд кубометров, из них импорт — 320 млрд. Если не считать российских поставок, то Европа импортирует порядка 40 млрд кубометров трубопроводного газа (главным образом из Азербайджана, Алжира и Ливии) и порядка 125 млрд кубометров сжиженного природного газа (СПГ). Итого на Россию приходится около 150 млрд кубометров газа в год.
Насколько возможно заместить российский газ? Если речь идёт о ближайших двух-трёх годах, то на 40—50 млрд кубометров в год как максимум. Как обещал европейцам американский президент Байден, в текущем году США обеспечат дополнительные поставки СПГ в Европу в объёме 15 млрд кубометров. На самом деле в США уже сейчас мощности по сжижению газа задействованы практически полностью (это подтверждает недавно опубликованный обзор от инвестиционного банка «Голдман сакс»). Так что, скорее всего, использованная Байденом формулировка «США обеспечит поставку» означает, что из обещанных 15 млрд кубометров значительная часть будет получена из других стран-экспортёров, на которые США окажут политическое давление.
Ещё одно ограничение на текущий момент — это пропускная способность терминалов по приёму СПГ в Европе. Сейчас она составляет порядка 160 млрд кубометров в год, из которых используются 120—130 млрд, то есть свободные мощности составляют 30—40 млрд кубометров в год. Если США обеспечат дополнительные поставки СПГ на 15 млрд, то неиспользуемых мощностей терминалов по приёму СПГ останется всего лишь на 20 млрд кубометров в год. И далеко не факт, что даже этот объём СПГ европейцы смогут откуда-то получить, ведь у стран-поставщиков СПГ уже есть устоявшиеся рынки сбыта (в первую очередь Азия, где ожидается дальнейший рост потребления газа) и долгосрочные контракты, которые надо выполнять, а резко нарастить добычу и объёмы сжижения газа они не могут.
Таким образом, в ближайшие пару лет из тех 160 млрд кубометров газа в год, которые Европа получает из России, она сможет заместить максимум 40—50 млрд, да и то если ей удастся «перетянуть» на себя поставки СПГ с азиатского направления, где спрос на газ продолжает устойчиво расти. Кроме того, ситуация дополнительно усугубляется тем, что незадействованные мощности по приёму СПГ в Европе расположены преимущественно на западном побережье (в Испании и во Франции) и нет достаточных трубопроводных мощностей для перемещения этого газа в более восточные части Европы, где зависимость от российского газа максимальная (наиболее зависимы Венгрия, Австрия, Латвия, Чехия, которые получают минимум половину потребляемого газа из России; чуть меньше зависимость у Италии, Германии и Болгарии).
Конечно же, какое-то количество газа европейцы смогут сэкономить, если реально поставят такую цель и будут готовы идти на жертвы ради неё. Уже слышны предложения опустить температуру в домах до 15 градусов, чтобы экономить на обогреве. Но за счёт потребления домохозяйств много не сэкономишь, ведь основная часть газа в Европе потребляется промышленностью. Поэтому европейцы смогут полностью отказаться от российского газа только ценой частичной остановки производства в отраслях с большим потреблением газа. Это означает неизбежную рецессию. А с учётом того, что инфляция в Европе сейчас значительно превышает целевые ориентиры, обновляя многолетние рекорды, выводить экономику из рецессии с помощью монетарного стимулирования, как это делалось в последние несколько десятилетий, уже будет невозможно. Так что Европа сейчас очень уязвима.
Со временем, по мере строительства новых терминалов по сжижению газа в странах-экспортёрах (особенно в США) и терминалов по приёму СПГ в Европе, а также развития альтернативной энергетики, зависимость Европы от поставок российского газа будет уменьшаться. Так что ситуация, когда Россия может диктовать Западу свои условия, — временная, и её надо использовать, раз уж у нас началось столь жёсткое противостояние, по сути экономическая война на истощение. Потом будет поздно.
Поэтому, когда 23 марта президент Путин объявил о переходе на рубли в расчётах за поставки природного газа в «недружественные страны», большого удивления это ни у кого не вызвало. Кто-то эту меру критиковал (опасаясь, что «недружественные страны» не согласятся и Россия потеряет доходы от экспорта газа), кто-то поддерживал, но все понимали, что она вполне укладывается в общую логику нынешнего экономического противостояния.
Переход на расчёты в рублях казался особенно логичным на фоне того, что заморозка российских ЗВР ведущими развитыми странами дискредитировала доллар и все остальные валюты, традиционно считавшиеся резервными. Не только у России, но и у всех развивающихся стран пропал всякий смысл накапливать доллары и евро в государственные резервы, ведь они могут быть просто заморожены по чисто волюнтаристскому решению правительств стран-эмитентов резервных валют. Не требуется даже никаких судебных решений или резолюций Совета Безопасности ООН. А что если теперь страны-эмитенты резервных валют начнут замораживать ЗВР других стран вообще по любым надуманным поводам? Что мешает им объявить, например, что в какой-то стране демократия «недостаточно демократична», и заморозить её ЗВР?
В результате процесс ухода от доллара в расчётах между странами, ранее развивавшийся довольно медленно, резко ускорился. Вот уже Саудовская Аравия и Китай обсуждают вопрос о переходе на расчёты в юанях за нефтяные поставки (может быть, саудиты испугались, что им вспомнят историю с убитым журналистом Хашогги и заморозят их ЗВР?). Это, кстати, очень символично: ведь после отмены привязки американского доллара к золоту в 1971 году именно переход ближневосточных стран на расчёты в долларах за поставки нефти поддержал статус американского доллара как основной мировой резервной валюты; возник так называемый нефтедоллар.
В таких условиях объявленный Путиным переход на рубли в расчётах за газ был воспринят в мире как первый шаг к выводу российского рубля на международную финансовую арену, то есть как начало процесса становления рубля в качестве одной из мировых резервных валют по механизму, аналогичному созданию «нефтедоллара» в прошлом веке. Понятно, что этот процесс долгий и переход на оплату энергоносителей в рублях — лишь необходимое, но далеко не достаточное условие: надо ещё стабилизировать финансовую систему и победить инфляцию. Но первый шаг к созданию «газорубля» был бы сделан.
Впоследствии, когда механизм оплаты в рублях был бы обкатан, а инфляция в России была бы подавлена, можно было бы распространять эту практику на более широкий спектр товаров российского экспорта — на те, где зависимость коллективного Запада от России менее критическая. В этом случае выход рубля на международную арену состоялся бы, и «откатить его назад» Западу не удалось бы даже тогда, когда (через несколько лет) зависимость Европы от российского газа была бы преодолена.
Конечно же, западные страны всё это понимают и не желают допустить такого сценария, поэтому почти все они объявили, что платить в рублях отказываются. Они могли бы несколько месяцев играть в эту игру, ведь летом не нужно отапливать помещения, так что импорта СПГ европейцам худо-бедно хватило бы на текущие нужды промышленности. Но не на заполнение газохранилищ к зиме! Так что самое позднее к началу осени европейцам пришлось бы отступить от своих принципов и начать платить за газ в рублях, да ещё и газопровод «Северный поток—2» запустить, чтобы компенсировать сложившееся отставание в закачке газа в хранилища.
Но нет! Российские власти сразу же испугались и отступили первыми. Указ Путина от 31 марта об оплате газа в рублях фиксирует капитуляцию России в этом вопросе. Объявленная в указе схема оплаты газа может считаться «оплатой в рублях» лишь формально, а по сути это «оплата в евро (или долларах) с последующей конвертацией». Согласно указу, платежи за газ идут через банк-агент (Газпромбанк), где покупатели из недружественных стран должны будут открыть рублёвые и валютные счета специального типа. Далее Газпромбанк сам продаёт валюту на Московской бирже и покупает там рубли, а затем перечисляет их на счёт «Газпрома»; поставка газа будет считаться оплаченной именно в этот момент. Таким образом, формально российский ЦБ, с которым США и ЕС запретили любое взаимодействие, из этой схемы исключается, и у европейских стран отпадает необходимость обходить или смягчать свои санкции (такая необходимость возникла бы, если бы «оплата за рубли» была «по-настоящему»).
Единственный позитивный для России момент в предлагаемой схеме состоит в том, что для Газпромбанка снижаются риски оказаться под ударом очередного пакета санкций. С экономической точки зрения предлагаемая схема эквивалентна тому, что «Газпром» будет продавать 100% валютной выручки от поставок в Европу, а не 80%, как требует сейчас валютное регулирование. В среднесрочном аспекте это поддержит рубль, но большого смысла в этом нет: при имеющем место сейчас коллапсе импорта и зарубежного туризма рубль и так стремительно укрепляется.
А для европейских покупателей газа по сути ничего не меняется: они как платили в евро, так и будут платить. Единственное неудобство для них состоит в том, что формальный момент оплаты окажется немного позже, чем поступление денег в евро на их счета в Газпромбанке (задержка будет небольшой — ровно столько времени, сколько нужно на конвертацию). То есть у них возникают курсовые риски: если в этот короткий промежуток времени рубль резко укрепится, то оплаченная ими сумма в евро окажется недостаточной для платежа в рублях. Но рубль никогда не укрепляется резко; он обычно резко падает, а потом медленно восстанавливается, так что эти курсовые риски на столь малом промежутке времени (1—2 дня) незначительны.
По сути предложенная схема оплаты напоминает то, что было в России в 1990-х годах. Тогда цены на многие дорогостоящие товары выставлялись в «у.е.» (то есть в «условных единицах» — эвфемизм, под которым подразумевался доллар США), а оплата по закону должна была приниматься только в рублях. В то время большинство людей хранили сбережения в валюте, используя рубли только для мелких текущих покупок, поэтому, когда им надо было купить что-то крупное, они меняли валюту на рубли непосредственно перед совершением платежа. С экономической точки зрения это мало чем отличалось от оплаты непосредственно в валюте.
Пожалуй, наиболее показательно в связи с этим высказывание итальянского премьера Марио Драги. По итогам разговора с Путиным 30 марта он заявил, что поставки российского газа гарантированы. «Я передаю вам, что сказал президент Путин. Он заявил, что по действующим контрактам платежи будут продолжаться в евро и долларах со стороны компаний. <…> Конвертирование в рубли — это внутреннее дело РФ», — сказал Драги.
Таким образом, вывод российской валюты на международный уровень не состоялся. Как говорят, «замах на рубль — удар на копейку». Россия предпочла краткосрочную выгоду от сохранения бесперебойного поступления валютной выручки за газ, пожертвовав при этом стратегической возможностью сделать рубль одной из значимых мировых резервных валют. Скорее всего, другого такого шанса уже не будет.
