| < Предыдущая | Следующая > |
|---|
Член-корреспондент Российской академии наук Жан ТОЩЕНКО в беседе с политическим обозревателем «Правды» Виктором КОЖЕМЯКО.
Фамилия досталась ему броская, хотя с ходу и не сообразишь, как точнее истолковать её применительно к носителю. Он ли гнал волка или волков либо они его?
Если обратиться к тому времени, когда фамилия эта стала одной из самых известных в нашей стране и за рубежом, очень быстро набирая всё большую громкость, тогда гонимым назвать Дмитрия Антоновича ни в коем смысле невозможно.
С чего бы вдруг? Волкогонов напористо зазвучал среди первейших имён, которые прямо на глазах становились символическими в объявленной Горбачёвым «перестройке».
Особенность на сей раз в том, что «перестройка-катастройка» эта сразу же вознесла на высший уровень популярности целый ряд имён, которых дотоле почти никто не знал.
А вот у генерал-полковника Дмитрия Волкогонова немалая известность уже была. Правда, совсем иного толка, нежели стремительно достиг он в наступивший новый период. И отсюда, с этого начинается его вклад в уничтожение Советской страны.
Каким же знали данного генерала до «перестройки»?
— Вы согласны, Жан Терентьевич, что у Волкогонова были как бы две известности — «доперестроечная» и последующая, причём по содержанию они диаметрально противоположные. Будто это вообще два разных человека!
— Фактически так и было. Недаром ведь говорят: перерожденец.
— Давайте объяснять читателям, что и как происходило с этим нашим антигероем. Представьте, как говорится, исходные биографические данные.
— Член ВКП(б) с 1951 года, вышел из партии в мае 1991-го.
— Рубеж понятен. А ведь до него ровно сорок лет считался правоверным коммунистом?
— «Считался» — подходящее слово, как выяснилось в итоге. Но об этом поговорим дальше.
Родился он в 1928 году. В 1952-м окончил Орловское танковое училище, в 1956-м — Военно-политическую академию имени В.И. Ленина (ВПА), затем здесь же адъюнктуру. Занимал различные должности в армейских политорганах, а в 1963 году вернулся в ВПА, где стал преподавателем и потом заместителем начальника кафедры. Это до 1971 года, когда почти на два десятка лет (!) обретает он основное место своей службы — Главное политическое управление Советской Армии и Военно-Морского Флота: знаменитый ГлавПУР.
— В общем, получается, что главная его профессия в жизни — советский воинский политработник?
— Безусловно. Однако с весьма существенным дополнением! Он все эти долгие годы был политработником не простым, а руководящим. И ведь дослужился в ГлавПУРе до одного из высших армейских званий — генерал-полковника, до одной из самых высоких в армии должностей: в 1984—1988 годах он заместитель начальника Главного политического управления СА и ВМФ.
— То есть можно сказать, что по служебной высоте Волкогонов стал политработником №2 во всех Вооружённых Силах СССР?
— Да, именно так. Хотя генералом он был, что называется, паркетным. Танковое училище осталось лишь воспоминанием, ибо в войсках он по существу не служил и службы этой не знал.
— Но ведь прошла у него основная часть воинской биографии, как некоторые знатоки выражаются, на главном пункте управления сознанием и волей бойцов армии и флота, в направляющем центре их воспитания. Какая ответственность! И что вы можете сказать о его отношении к этой ответственности?
— Что ж, старался, но… Сугубо в своём понимании. Полковник в отставке Михаил Захарчук, который был с ним в близких отношениях, утверждает, что головокружительная карьера Волкогонова началась со времени, когда он стал референтом начальника ГлавПУРа генерала армии А.А. Епишева. В продолжение нескольких лет он писал за своего могущественного шефа всё: доклады, речи, многочисленные выступления в газетах, журналах, на радио и телевидении. Никто не в силах измерить и проанализировать объём той титанической работы, которую произвёл Волкогонов, будучи alter ego самого главного военного политработника. И если проанализировать все эти писания, то были они отражением самых тщательно отобранных положений официальной идеологии.
Кроме того, в силу должностных обязанностей он готовил материалы не только для своего непосредственного шефа, но и для министра обороны, его заместителей. Все эти выступления, как правило, проходили через руки «виртуоза пера и мысли» (так любовно называли Волкогонова некоторые благодарные начальники). Вот именно эта «виртуозность» и стала основой для стремительного получения очередных званий, до которых офицеры в войсках никак не могли дотянуться. И соответственно — должностей. Тем более таких, как начальник управления спецпропаганды («психологической войны»), каковым Волкогонов был в 1979—1984 годах: для этого требовалось заслужить особое доверие.
— Мне рассказывали, что, став вторым лицом в ГлавПУРе, Волкогонов лично командовал всеми военными газетами и журналами.
— Да, причём весьма жёстко и нахраписто. Никаких, даже самых невинных, отступлений от железобетонных «ценных указаний» свыше он не допускал и сам по этой части являл пример безупречный. Он с тонкостью сейсмического аппарата последней модификации чувствовал малейшее колебание «наверху» и с трансформаторской усердностью передавал это колебание в военные средства массовой информации. И попробовал бы кто ослушаться главного военного идеолога. В порошок стирал!
Заботился, чтобы как можно виднее себя «подать»!
— По-моему, Жан Терентьевич, стоит всё же разобраться в феномене известности, которую Волкогонов уже тогда получил и о которой мы упомянули. Согласитесь: страна знала Волкогонова гораздо больше, чем, скажем, его начальника Епишева. А почему? Не благодаря же редкой фамилии…
— Стараниями самого Дмитрия Антоновича. Он использовал для саморекламы всё возможное и невозможное. Вы кое-что, наверное, просто подзабыли. А вспомните хотя бы еженедельную передачу «Служу Советскому Союзу», которая по воскресеньям выходила на Центральном телевидении. Волкогонов буквально каждый раз, без перерывов, красовался в ней перед телекамерой! Не упускал и других телевизионных и радиопрограмм, где готовились передачи по его профилю.
Пожалуй, мы даже можем сказать так: несколько переборщил. Потому что зафиксированы недовольные высказывания некоторых руководителей Министерства обороны СССР и Генштаба на сей счёт.
— Это не могло сказаться, что после смерти А.А. Епишева в 1985 году на его место начальника ГлавПУРа был назначен А.Д. Лизичев, но не Д.А. Волкогонов, на что он, судя по всему, очень надеялся?
— Трудно сказать.
— Может быть, и на его предательстве та обида сказалась?
— Ну, я думаю, предательство произошло всё-таки по более весомым причинам. Расчётливый Волкогонов, как и другие ему подобные, не мог не почувствовать, а потом и осознать серьёзность обозначившихся свыше перемен. Сперва выждал и присматривался, как многие. А потом всё более круто начал поворот в противоположную сторону от того, чему до этого исправно служил.
— Служил всё-таки с затаённым фарисейством?
— Это иллюстрация на тему «Чужая душа — потёмки». Окончательным поворотным пунктом в его жизни стал, видимо, тот факт, что в 1989 году он не прошёл в Верховный Совет СССР, выступая с позиций КПСС. А так как в это время уже вовсю шла критика коммунистической идеологии, Волкогонов решил, что карта КПСС бита, и полностью переметнулся в лагерь «демократов». С их помощью в 1990-м прошёл в Верховный Совет РСФСР, став заместителем Председателя Совета Национальностей. А там уж оставалось совсем немного, чтобы стать советником Ельцина по вопросам обороны и безопасности.
Это было предательство крупнейшего масштаба!
— Вы, Жан Терентьевич, подошли сейчас к самому важному для нас и наших читателей — к предательству Волкогонова. Прошу вас не торопиться, потому что корневые акценты необходимо здесь расставить. Прежде всего — о значении этого предательства. Полковник Захарчук, который был уже вами упомянут, считает, что масштаб вреда, нанесённого таким образом Советской стране и послужившего её развалу, был в данном случае не меньше, а даже больше, чем от пресловутого А.Н. Яковлева.
— Не уверен, что так, но масштаб этой измены был действительно крупнейший. Ведь чем он, масштаб, измеряется? Силой влияния на массы людей, на общество. А тут легко представить, как шарахнуло по массовому восприятию, что человек, можно сказать, олицетворявший марксистско-ленинскую идеологию, да ещё бывший во главе всей армейской агитации и пропаганды, начал вдруг проповедовать совсем иное.
Приведу типичные названия его статей в бытность на службе в ГлавПУРе: «Неизбежная победа коммунистической идеологии», «Триумф великих идей ленинизма», «Коммунистическая мораль — неиссякаемый источник сил и вдохновения», «Революционная и политическая бдительность советских воинов», «Нравственное кредо Маркса», «Борьба с вражеской идеологией — важнейший участок политико-воспитательной работы», «Ленин — великий вождь Октября», «Всепобеждающая сила ленинизма», «КПСС об углублении общего кризиса капитализма и его агрессивности», «Анатомия антисоветского мифа», «Верность революционным традициям», «Антисоветские миражи», «Выше действенность идеологической работы!», «Защита и упрочение мира — историческая миссия социализма»... Таких и подобных работ Волкогонов написал (внимание!) несколько тысяч.
— Да, плодотворно, ничего не скажешь. Производит впечатление…
— А как он пёкся о защите идей марксизма, авторитета Ленина! Когда выдавал замуж собственную дочь, за свадебным столом кто-то из гостей позволил себе неделикатное высказывание в адрес Владимира Ильича. Тогда ещё полковник Волкогонов поднялся и тихим, но твёрдым голосом сказал: «Считаю недопустимым, чтобы в моём присутствии оскорбляли светлую память величайшего вождя мирового пролетариата. Поэтому — либо я ухожу, либо этот господин покинет нашу компанию». Пришлось гостю ретироваться. А теперь Волкогонов на обложку своей книги о Ленине издевательски поместил фотографию поражённого перед смертью страшным недугом вождя.
— Такая низость и такое кощунство! Отвратительно было увидеть это. И текст, конечно, адекватный. Очень быстро сумел тогда Волкогонов выдать одну за другой свои книги с «переосмыслением» образов советских вождей. Впрочем, Сталина ещё во время хрущёвской «оттепели» успели изрядно демонизировать, так что волкогоновский двухтомник о нём под названием «Триумф и трагедия» встречен был как продолжение уже известного. Другое дело — следующий двухтомник: «Троцкий». Ясно же, что малоизвестный советским читателям герой его будет представлен в основном как антипод Сталина? Причём, разумеется, в позитивном смысле.
— Да, это было ясно. Таков, собственно, авторский замысел. И вот читаем: «Главная заслуга Троцкого в том, что он первым разглядел сталинизм изнутри и боролся с ним до конца». Каков отсюда вывод? Весь тридцатилетний путь Советской страны под руководством Сталина был «неправильным», «неприемлемым». После этого меня ничуть не удивило уже и то, что Волкогонов солидаризировался с ярой «радикал-демократкой» А. Гербер, заявившей, что «мы жили, в общем, в фашистской стране».
— «А вот если бы Троцкий был вместо Сталина!» — слышится за этим. Волкогонов и Ленину противопоставляет Троцкого, взяв эпиграфом к двухтомнику фразу из Николая Бердяева, в которой «Троцкий более талантлив и блестящ».
— Но Бердяев-то всё же признаёт, что «Ленин, конечно, крупнее и сильнее, он глава революции». Волкогонову же это не нравится, да он и не о революции говорит, а об «Октябрьском перевороте», упорно вдалбливая в головы людям именно это выражение.
— По-моему, двухтомник о Ленине — самое гнусное из его сочинений.
— «Самое» у этого автора нелегко определить, особенно во время так называемой перестройки. Он спешил и, похоже, привлекал каких-то помощников из числа сотрудников Института военной истории, который в 1988 году возглавил. А на ленинский двухтомник делал особую ставку, заранее публично обещая, что низвергнет вождя новыми, «замурованными», неведомыми доселе документами.
Однако уже тогда, то есть сразу после выхода этих книг, авторитетные историки обвинили его в использовании подтасовок, в фальсификациях и прямом искажении фактов. Что же касается вроде бы неизвестных архивных документов, бывший работник ЦК КПСС Л. Оников доказал: из 520 названных Волкогоновым, якобы новых, 368 ранее опубликованы и были известны широкому кругу исследователей. А в неопубликованные «ленинские работы» попали, например, записка Ю. Андропова от 1975 года о сносе дома Ипатьева, доклад Берия Сталину о высылке из Закавказья турок-месхетинцев, бытовые детали о ремонте квартиры и т.п.
— Однако всё, что следовало от Волкогонова, издавалось огромными тиражами и получало широчайшую рекламу. Его «делали» (и небезуспешно) одним из самых читаемых авторов.
— Он и сам читателей умел завлечь. Любыми, даже самыми недостойными способами. А вот вам мнение известного венгерского историка Г. Клауса: «В этих книгах не соблюдены законы исторического исследования, а порой и элементарной логики, и Ленин здесь — лишь предлог для пропаганды автором своих «демократических» политических взглядов».
Или ещё один отзыв — на книги про Троцкого от французского исследователя Пьера Бруэ. Обвинив Волкогонова в многочисленных подтасовках, он отмечает: «Наше главное разногласие с Вами касается фундаментальных вопросов методики исторического анализа, целей исследования. Ваш методический подход представляется нам абсолютно неправомерным, ибо в основе его лежит не стремление к выяснению исторической истины, а откровенная политическая конъюнктура».
— Прямо-таки убийственно сказано! А между тем, насколько я знаю, именно в это время на волне «исторических» разо-блачений Ленина Волкогонов стал фактически назначенным членом-корреспондентом РАН.
— Верно, в 1991 году. По специальности «история России». Такая, представьте себе, потребовалась история!
И Волкогонов действительно стал членом-корреспондентом Российской академии наук не по воле общего собрания академиков, а в период нахождения у власти Бурбулиса, когда РАН комплектовалась в противовес союзной академии. Аналогичными членами-корреспондентами стали тогда Хасбулатов, занимавший должность Председателя Верховного Совета РСФСР, и небезызвестный Березовский.
Такой пострел везде поспел
— Эта пословица невольно вспоминается мне, когда думаю, до чего бурную и разностороннюю деятельность Волкогонов развил в «перестроечные» и последующие годы. Мы говорили в основном о его книгах, но вот и в Академию наук он пробивается…
— А как же! Не получив основной должности в ГлавПУРе, а главное — чуя начавшуюся зыбкость его, он переключается на другой стратегический замысел — взять карьерную высоту в науке. Институт военной истории, который ему вверили, — одно из ведущих научных учреждений Министерства обороны СССР, так что для дальнейшего продвижения это место подходящее.
Имея степень доктора философских наук, он даже защитил вторую докторскую диссертацию — по истории. Хотя замечу: ни настоящим философом, ни историком ему не суждено было стать, поскольку служил не науке, а в основном политической конъюнктуре.
— Чем занимался при нём возглавленный им институт?
— Первостепенной задачей, поставленной тогда перед Институтом военной истории, была подготовка десятитомного труда «Великая Отечественная война советского народа». И вот 7 марта 1991 года состоялось заседание главной редакционной комиссии десятитомника. Речь шла как раз о вкладе в большую коллективную работу данного института и его начальника, утверждённого главным редактором этого труда. Обсуждение показало, что важнейшее дело за три года Волкогонов полностью завалил.
— А о причинах что-нибудь говорилось?
— Было и это. Считаю, точнее всех выразился тогдашний начальник Генштаба генерал армии М. Моисеев: «Борьба за власть в России вынудила Волкогонова бросить столь важный труд на произвол судьбы. Это — должностное преступление».
— В другое время, пожалуй, могли бы сурово наказать.
— Наверняка. Но не в то, о котором говорим. И Волкогонов уже вполне понимал, что восторжествовала политика развала: чем хуже, тем лучше. Потому с институтом он тут же легко распрощался, всецело уйдя в эту политику.
— Если конкретнее, на прямую службу Ельцину?
— Именно так. Злая ирония: вместо Ленина у Волкогонова кумиром стал теперь Ельцин. По его распоряжению питомец, долгожитель и один из столпов Главного политического управления Министерства обороны СССР был поставлен во главе комитета по ликвидации армейских политорганов. Издевательски, конечно! Плевок в лицо военных и прежде всего — самому Волкогонову.
— Для кого-то, наверное, это могло быть равно приговору к самоубийству.
— Только не для Дмитрия Антоновича. Он-то воспринял без комплексов: утёрся — и начал выполнять.
— И ведь сколько навыполнял по указаниям ЕБН!
— Не перечесть всех комитетов, советов и комиссий, которые он возглавлял или в которые входил, действовавших для того, чтобы максимально расправиться с наследием советского прошлого! Упомяну хотя бы некоторые.
С 20 июля 1991 года — советник президента России по оборонным вопросам. С 3 апреля 1992 года — член Президентского консультативного совета. С 4 апреля 1992 года — председатель Государственной комиссии по созданию министерства обороны, армии и флота Российской Федерации.
С 24 сентября 1992 года — советник президента Российской Федерации по вопросам обороны и безопасности. С 3 июня 1993 года — представитель президента Российской Федерации для участия в Конституционном совещании.
С 17 февраля 1994 года — член совета по кадровой политике при президенте Российской Федерации. С 18 августа 1994 года — член экспертно-аналитического совета при президенте Российской Федерации. С 22 сентября 1994 года — член комиссии по рассекречиванию документов.
С 8 ноября 1994 года — председатель комиссии при президенте Российской Федерации по военнопленным, интернированным и пропавшим без вести…
И это, повторяю, далеко не полный перечень политических постов, которые он обрёл от нового хозяина.
— Да, много, очень много. Но самое главное, что поражало меня тогда и о чём продолжаю думать сегодня, это та лёгкость, с которой уже не молодой человек (ему 63 исполнилось в 1991-м) публично измывался над тем, перед чем ещё вчера трепетал. Телевидение эту его «лёгкость» вовсю эксплуатировало, то и дело приглашая на всяческие поганые междусобойчики. Особенно врезалась в память организованная ТВ поездка в метро двух злобных «лениноедов» — Волкогонова и Марка Захарова (который, если помните, перед телекамерой сжёг свой партбилет члена КПСС). Так вот, чуть ли не целый час, уютно рассевшись, они потешали друг друга пошлейшими анекдотами о Ленине. Невыносимо было это слушать и смотреть!
— Вам невыносимо, а многим, наверное, интересно. Вы же знаете, что «желтизна» привлекает и определённых читателей, и зрителей. Уверен, что причастные к этому телевизионщики расхваливали друг друга за такую «находку». А вот участие в ней знаменитого режиссёра и дважды доктора наук — это, конечно¸ серьёзнейший вопрос к их нравственности.
Вывод неотвратим: очень плохой был человек
— Я сейчас подумал, Жан Терентьевич, применимо ли вообще к такому типу, как Волкогонов, понятие нравственности. Создаётся впечатление, что у него её или никогда не было совсем, или он, постоянно выстраивая свою жизнь лишь с ориентировкой на конъюнктуру, выдавил из себя даже малейшие нравственные признаки. И получился человек без совести и чести, очень плохой человек. Такой вывод напрашивается, кстати, по отношению ко всем оборотням, которые погубили нашу страну и о которых мы с вами уже говорили.
— Что ж, понятия плохой — хороший человек в обиходе существуют. И определяется то или иное в основном по нравственному уровню. А он действительно оказался крайне низок, если не сказать — на нуле был, у большинства неистово включившихся в уничтожение Советской страны. У великолепного писателя Аркадия Петровича Гайдара (не у Егора, понятно!) был известный герой — благородный Мальчиш-Кибальчиш, а противостоял ему Плохиш. Получилось в конце прошлого века, что Плохиши, соединившись в злую силу, наглостью и обманом взяли верх, захватили власть и, разрушив Советский Союз, обрекли Россию на многолетнее хождение по мукам.
— Вы жизнь Волкогонова и его деяния, по-моему, изучили досконально. Что ещё в дополнение к рассказанному могли бы добавить для характеристики его как человека?
— Неуёмную алчность. Хорошо знавший Волкогонова коллега полковник Кухарчук выразился так: «Деньги Дмитрий Антонович любил до дрожи в коленках». Вы, я думаю, догадываетесь, что на занимаемых им должностях оплачивался его труд совсем недурно. Однако он не упускал ни одной возможности где-то ещё и ещё напечататься, вплоть до «Блокнота агитатора». Про качество такой его продукции говорить не приходится (название ей — халтура), а вот за суммами гонораров следил сверхпристально. И в случае недовольства мог учинить громкий скандал.
Ещё один коллега его — полковник Рыбин, возглавлявший литературную редакцию Воениздата, рассказывал, как Волкогонов буквально выкручивал издательскому руководству руки, чтобы его писанину оформляли по разряду… литературного творчества: ведь за художественные произведения платились наибольшие гонорары.
Как правило, добивался своего! Согласно документальным свидетельствам, гонорары его стремительно росли, а после августовского переворота в 1991-м стали вообще умопомрачительными. Он и за границей, где стал бывать теперь ещё чаще, не жалел времени, чтобы заключить наиболее выгодные контракты на издание своих книг.
— А это правда, что за копейки приватизировал прекраснейшую государственную дачу в престижном пригороде столицы?
— Несомненный факт. Впрочем, таковых слишком много — опять же долго перечислять. Ещё среди личностных черт Волкогонова надо выделить мстительность. Он издевался не только над прошлым, над историей страны, но и над людьми, которые его окружали. Самым жестоким образом расправлялся с теми, кто занимал иные позиции. Мог унизить и оскорбить любого, правда, при гарантии от крупных неприятностей со стороны оскорбляемых. Трусость — тоже его черта, свойственная и другим мутантам.
— А как расценить передачу (или продажу?) Волкогоновым множества документов из отечественных архивов за рубеж? Кстати, известно ли точно, сколько всё-таки их было?
— Цифры называют разные. Например, 1400. А по свидетельству сотрудника Архивов национальной безопасности США Джона Прадоса, Библиотеке американского конгресса было передано 10 тысяч единиц документов, причём на многих из них стоял гриф «секретно».
— Переданы они были или проданы?
— Дело тёмное, и я боюсь, что всей правды об этой вопиющей истории мы так и не узнаем. Но, зная про феноменальное корыстолюбие данного персонажа, вариант видится лишь один.
Достались же эти документы генералу за его особую приближённость к Ельцину, который и открыл ему доступ во все федеральные архивы, в том числе в архив президента РФ (бывший архив Политбюро и Генерального секретаря ЦК КПСС). Позднее РГАСПИ (Российский государственный архив социально-политической истории — бывший Центральный архив ЦК КПСС) просил Волкогонова передать ему собранные материалы, но они уже оказались в США. Есть версия, что и дочь его после смерти отца довершила это позорнейшее мероприятие.
Упоминавшийся нами полковник в отставке Михаил Захарчук, написавший об этом, заявил, что просит рассматривать свой материал как обращение в Генеральную прокуратуру с целью расследования.
— Ну и какой результат?
— Про расследование такое ничего не известно.
— В самом деле темно!
— Хотя и без этого, согласитесь, в целом личина достаточно понятная. И более чем неприглядная.
А в заключение совсем о личном. «Перестроечный антисталинист» генерал Волкогонов, известный как автор книги, обличающей Сталина, не пожалел своих родителей, записав их в жертвы репрессий. Дадим слово маршалу Язову: «В самом начале перестройки он быстро сориентировался, всем начал рассказывать о трагической участи отца-крестьянина. Дескать, в 1937 году его арестовали, и он попал в ГУЛАГ. Но в первые годы службы Волкогонов в своей биографии написал: «Отец умер в 1934 году. Никто из родственников под судом и следствием никогда не находился». Откуда же тогда эта вольность: дескать, родители — жертвы «сталинских репрессий»? Мол, отца арестовали «за чтение брошюры Бухарина». И здесь Волкогонова подвела память, ибо в год якобы мученической гибели его отца Н.И. Бухарин был избран членом ЦК ВКП(б), работал главным редактором «Известий».
От себя добавлю. Я знаю, что Григорий Хаит изучил родословное древо профессора Д.А. Волкогонова и пришёл к выводу: отец его никогда по политическим мотивам к ответственности не привлекался. Да и мать будущего профессора-генерала в 1934 году, когда семья распалась, не в ссылку, а по своему желанию переехала с детьми в село Агул Красноярского края, где долгое время благополучно учительствовала, была даже директором школы. Вы представляете? Волкогонов-то в своей биографии похоронил матушку как репрессированную! Вот такова сыновья любовь.
— И можно ли после этого хоть в чём-то верить этому профессору, дважды доктору наук и генералу?
— Да ни в чём. Ни в коем случае!
