| < Предыдущая | Следующая > |
|---|
Первая мировая война втянула в свою кровавую и разрушительную орбиту 38 государств. Почти 15 миллионов убитых и вдвое больше раненых и искалеченных, многие десятки миллионов умерших от эпидемий холеры, тифа и испанки, голода, революционные потрясения — таковы последствия безумия, охватившего Европу, Ближний Восток, ряд регионов Азии и Африки. В войну вступили США и страны Латинской Америки.
Более трёх лет на огромном протяжении фронта от Балтики до Чёрного моря и в Закавказье Россия противостояла главным силам германской, австро-венгерской и турецкой армий, но среди стран-победительниц не оказалась. Сегодня официозная пропаганда пытается внедрить в российское общественное сознание тезис о том, что Россия «упустила свою победу», «её отняли большевики и Ленин», совершившие революцию в момент, когда российская армия была якобы готова нанести смертельный удар кайзеровским войскам. Но это просто антикоммунистический миф.
Капитализм в кредит
В ходе реформы 1861 года дворяне-помещики, вместе с государством ограбившие крестьян, предпочли вывезти огромные капиталы за рубеж. Казна Российской империи оказалась настолько скудной, что пришлось продать американцам Русскую Аляску, англичанам — 35 тонн платиновых монет из казначейских хранилищ. Способствуя экономическому процветанию Запада, самодержавие форсированно занялось строительством у себя в стране капитализма в долг. Парижские, лондонские, берлинские банки под высокие проценты охотно кредитовали царское правительство, во многом русскими же деньгами. В итоге в России сложилась система банков, которые, по меткому определению В.И. Ленина, «будучи по видимости «русскими», по источникам средств «иностранными», а по риску — «министерскими», выросли в паразитов русской хозяйственной жизни…».
Из государственной казны огромные средства направлялись на осуществление «дикой банковской спекуляции». Российская империя погрязла в долгах. Благополучие её, представления об устойчивости финансовой системы — не более чем миф. Это прекрасно понимали политики и финансовые воротилы западного мира. В.И. Ленин, вскрывая «хитрую механику» финансовых проделок российского правительства, ссылался на британскую газету «Таймс», писавшую: «Они хозяйничают вечно в убыток… входя глубже и глубже в долги. При этом выручка от займов помещается, на время от одного займа до другого, в государственное казначейство… Золото, полученное взаймы, показывается всем и каждому как доказательство богатства и платёжеспособности России!» На деле страна находилась на пороге банкротства. «Её долги пред иностранцами превышают народные средства, и у неё реального обеспечения этих долгов нет. Её золотой запас есть колоссальный эмберов шкаф».
Российская империя оказалась на втором месте в мире по объёму госдолга. За три года Первой мировой войны он возрос в 6 раз и достиг астрономической суммы в 50 млрд руб. Рубль рухнул на три четверти. По внешним долгам у России среди великих держав и вовсе не было равных. Задолго до большевиков 2/3 золотого запаса страны оказалось за границей. Там и осталось. О таком состоянии России мечтали правящие круги Запада. Лондон и Париж, втянув Российскую империю в мировую войну, загнали её в смертельный капкан. Целая группа монархистов из Государственного Совета предупреждала Николая II, что при вступлении в войну «… мы попадём в такую финансовую экономическую кабалу к нашим кредиторам, по сравнению с которой наша теперешняя зависимость… покажется идеалом». К началу ХХ века Россия фактически уже лишилась экономического суверенитета. Финансы и банки страны жёстко контролировались деловыми кругами ведущих стран Европы.
Ни пушек, ни масла
С конца XIX века в Российской империи был введён золотой стандарт русского рубля. Казалось бы, добыча золота должна была особо контролироваться государством. На деле даже эта отрасль экономики оказалась всецело в руках иностранцев. В правлении самого крупного общества по золотодобыче «Lena Goldfields Co., Ltd» («Лена Голдфилдс») были исключительно англичане и французы. Солидный пакет акций они вручили царской семье, а часть акций передали членам российского правительства.
В Лондоне была зарегистрирована и крупнейшая «русская» компания из британских подданных по разработке на Урале месторождений меди, россыпного золота, серебра и других полезных ископаемых. Иностранцам принадлежали почти все нефтепромыслы России. Абсолютный контроль зарубежного капитала был установлен над всеми ведущими промышленными отраслями. В производстве металлов на 55%, в добыче угля на 74,3% доминировали французские дельцы.
Вторгшийся с Запада капитал преобразовал «архаические города» России в центры индустрии с пролетариатом «в огромных массах». А «немногочисленная буржуазия — оторванная от «народа», наполовину чужестранная, без исторических традиций, одухотворённая одной жаждой наживы…» — оказалась весьма слабой опорой для существующего режима. Такой социально-экономический курс обрекал страну на отсталость, а народ на бедствия. Дошло до того, что на Запад через порты России, где тоже доминировали иностранные торговые фирмы, шёл поток русского хлеба, мяса, масла, чёрной и красной икры, сахара, лесоматериалов, льна и много чего ещё.
Из страны, состояние сельского хозяйства которой было хуже, чем в Европе, вывозились далеко не излишки. В Российской империи в 1911—1912 годах голод переживали более 30 млн человек, причиной чего явился не столько неурожай, сколько вывоз на мировой рынок 53,4% собранного хлеба, ибо и в Европе случился недород зерновых, что привело к росту цен на тамошнем рынке и сулило хорошие барыши. Внутри страны сахар облагался высоким акцизом, а при вывозе его за границу предусматривался возврат взимаемых казной экспортных пошлин. В результате русский сахар в Лондоне даже в 1917 году стоил на 61,3% дешевле, чем в России, его производившей. Такова была политика: «недоедим, но вывезем!».
Потерпев ряд военных и дипломатических поражений во второй половине XIX — начале XX века, самодержавие не располагало промышленными мощностями даже для того, чтобы восстановить утраченный в войне с Японией Балтийский флот. В мае 1914 года адмирал Н.О. Эссен с горечью признавал: «Совершенно очевидно, что две наших будущих бригады, не составляющих даже полной эскадры, окажутся силой, которая не может идти в сравнение с теми, которые явятся в наши воды…»
Царю доносили, что армия и флот не готовы к продолжительной войне. Русская армия уступала германской в тяжёлой артиллерии, пулемётах, аэропланах, в производстве и снабжении войск винтовками. Морской министр С.А. Воеводский докладывал председателю правительства, что даже «Путиловский завод… в настоящее время является представителем Круппа и Шнейдера… полная зависимость обороны государства… как в отношении стоимости, так и в отношении сроков…; …такая зависимость от частного завода недопустима ещё и потому, что государство не может быть поставлено в зависимость от разного рода случайностей, с которыми связано всякое акционерное предприятие». Руководителя морского ведомства не услышали ни царь, ни правительство.
Тревогу бил и военный министр В.А. Сухомлинов, обнаруживший, что в «Русском обществе для выделки и продажи пороха» все служащие, за исключением рабочих, — иностранные подданные. Командовавший войсками гвардии и столичным округом великий князь Николай Николаевич (дядя царя) тоже обеспокоился, что производство порохов и взрывчатых веществ оказалось «всецело в руках иностранных подданных, руководимых и направляемых из Германии». Но и к этим деятелям не прислушались.
Министр торговли и промышленности С.И. Тимашев, входивший и в Особое совещание по обороне, не нашёл возможным введение ограничительных мер в отношении «существующих уже акционерных обществ», даже ответственных за производство взрывчатки, ибо уставы их «высочайше утверждены, а потому пересмотру не подлежат». Началась война, и обнаружилось, что не хватает не только пушек, но и снарядов. Началась мобилизация, а одна винтовка приходилась на двух-трёх бойцов. И эта армия должна была обеспечить победу Антанты над державами Тройственного союза во главе с кайзеровской Германией.
На словах — за мир, а на деле — за войну!
В августе 1898 года министр иностранных дел Российской империи М.Н. Муравьёв выступил с нотой, в которой говорилось: «Охранение всеобщего мира и возможное сокращение тяготеющих над всеми народами чрезмерных вооружений являются… целью, к которой должны бы стремиться усилия всех правительств. Положить предел непрерывным вооружениям и изыскать средства предупредить угрожающие всему миру несчастья — таков ныне высший долг для всех государств». В мае 1899 года делегации Германии и Турции, Австро-Венгрии и Франции, Великобритании, Российской империи и ещё 24 стран собрались в Гааге и поговорили о мире. А разъехавшись, приступили к реализации военных программ. В октябре 1899 года началась Англо-бурская война на юге Африки с использованием пулемётов и бронепоездов, с созданием концлагерей. Через год Великобритания и США, Россия и Франция, Япония и Италия, Австро-Венгрия, а затем и Германия вторглись в Китай для подавления антиимпериалистического восстания и нового раздела страны на сферы влияния.
Усиление позиций России в Маньчжурии, создание русской военно-морской базы в Порт-Артуре побудили правящие круги Англии и США перевооружить маленькую Японию и профинансировать её войну против огромной Российской империи, которая в итоге потерпела поражение и отдала японцам Курильские острова и половину Сахалина. Царь снова попытался выступить в роли «голубя мира». Его министр иностранных дел В.Н. Ламсдорф призвал созвать вторую конференцию в Гааге. В Нидерланды в 1907 году съехались представители уже 44 государств, принявших множество деклараций о мире и «гуманных» принципах ведения войны.
На деле уже были сформированы две противостоявшие друг другу и готовые к смертельной схватке коалиции государств: Тройственный союз (Германия, Австро-Венгрия и Италия) и Антанта (Великобритания, Франция и Россия). О третьей конференции в Гааге, запланированной на 1915 год, пришлось забыть. 1 августа 1914 года началась Первая мировая война. Сама история подтвердила правоту ленинских выводов, что капитализм рождает войны.
Сомнительные «союзники»
Оказавшись в экономической кабале у Парижа и Лондона, Российская империя пошла на заключение с ними «сердечного согласия». Подписание в 1907 году русско-британской декларации завершало формирование Антанты и давало Лондону возможность начать войну с Германией. Сокрушить её мощь на континенте могла только армия России. П.Н. Дурново предупреждал царя о вероломстве «союзников» — Франции и Великобритании: «После крушения германского могущества мы уже более не будем им нужны…» Нет сомнений, что лондонские политики, развязывая мировую войну, вынашивали планы устранения не одного, а сразу нескольких вероятных конкурентов. Они обрекли и Российскую империю на заклание.
Весь XIX век прошёл под знаком англо-российского противостояния. В Центральной и Средней Азии велась «большая игра» по устранению влияния России в Афганистане и Персии. Великобритания и США обильно профинансировали Токио для ведения затяжной войны с Российской империей. Петербургу в необходимых займах в этот период отказал даже Париж, официально являвшийся «союзником».
В Лондоне не помышляли считаться с «русскими интересами» и после вступления России в Антанту. В 1911 году, когда правящие круги Османской империи проявили готовность договориться о заключении соглашения по черноморским проливам, Англия оказала давление на Константинополь. «Очевидная цель, преследуемая нашей дипломатией при сближении с Англией, — открытие проливов… достижение этой цели едва ли требует войны с Германией. Ведь Англия, а совсем не Германия, закрывала нам выход из Чёрного моря», — справедливо указывал П.Н. Дурново.
Обретение проливов мало что сулило России, так как британский флот осуществлял контроль над всем Средиземным морем. Обещания «союзников» удовлетворить территориальные претензии российской монархии за счёт австро-венгерской и германской частей Польши, а также Галиции тоже не отвечало русским национальным интересам. За более чем 100 лет царизму так и не удалось умиротворить Привисленский край, а присоединение Галиции угрожало усилить на Украине позиции сепаратистов-«мазепинцев».
Война на истребление
«Главная тяжесть войны, несомненно, выпадет на нашу долю, так как Англия к принятию широкого участия в континентальной войне едва ли способна, а Франция… будет придерживаться строго оборонительной тактики», — предупреждали царя задолго до того, как немцы, нарушив нейтралитет Бельгии, устремились к Парижу. А когда это случилось, «союзники» сразу потребовали двинуть не завершившие мобилизацию русские армии в пределы Восточной Пруссии. В ожесточённых боях 2-я армия генерала А.В. Самсонова была почти полностью уничтожена. Сгинули 56 тыс. человек. Были убиты или оказались в германском плену сразу 19 генералов. Маршал Ф. Фош признавал: «Если Франция не была стёрта с лица земли и Париж не был взят в первые же несколько месяцев, то это только благодаря жертвенному наступлению русских». Немцам пришлось срочно перебросить с Западного фронта на восток два корпуса и дивизию. Германский «блицкриг» дал сбой, а война обрела затяжной изматывающий характер для всех её участников.
Четыре месяца наступательных действий во имя спасения Франции обескровили русскую армию. Летом и осенью 1915 года началось её «великое отступление». Каждый месяц армия теряла убитыми, ранеными и пленными в среднем по 207 тыс. солдат и офицеров. Убыль командиров в отдельных частях доходила до 60—70%. Общие потери только за этот период превысили 2 млн человек. «Союзники» решительных действий на Западном фронте не предприняли, взаимное истощение русских и немцев их устраивало.
В 1916 году Лондон и Париж втянули в войну на стороне Антанты Румынию, армия которой была крайне небоеспособной. С мнением российского Генштаба о недопустимости этого шага не посчитались. Румыны потерпели сокрушительное поражение и сдали Бухарест. Авантюра «союзников» вынудила Россию к созданию огромного по протяжённости Румынского фронта с передачей ему 35 пехотных, 13 кавалерийских дивизий — почти четверти сил русской армии. Франция ограничилась направлением в Румынию немногочисленной военной миссии.
Осуществляя тайную поддержку обосновавшегося в Швейцарии «Координационного польского комитета», вынашивавшего идею возрождения единой Польши, и другие явно недружественные по отношению к России действия, «союзники» в мае 1916 года направили в Петроград делегацию «для определения объёма военных ресурсов России и возможностей Запада в их рациональном использовании». Париж добивался отправки 400 тыс. русских солдат во Францию. Царь, принявший в 1915 году бремя верховного главнокомандующего, приступил к исполнению и этого требования своих кредиторов: 45 тыс. русских солдат были отправлены для участия в боях в Греции и Македонии, в кровопролитной битве под Верденом, в которой снова решалась судьба Франции. И опять Россия не позволила Германии совершить бросок на Париж. В решающий момент русские армии перешли в наступление, грозившее выводом из войны Австро-Венгрии. Берлину пришлось, как и в 1914 году, перебросить часть войск с Западного на Восточный фронт.
Огромная и постоянно возрастающая протяжённость фронтов, требования «союзников», интенсивность боёв и масштабы потерь армии побуждали правящие круги Российской империи к проведению постоянных мобилизаций. Прибывший в Петроград новый посол США Д. Френсис докладывал 25 июля 1916 года в Вашингтон о невероятной численности русской армии — 18 млн 600 тыс. Громадный призыв грозил полным коллапсом экономики. Известный государственный и земский деятель В.И. Гурко писал в те дни императору Николаю II: «В шахтах не хватает людей для добычи угля, у доменных печей — для выплавки металла… Малолюдье отражается в равной степени и на всей сельской жизни». Деревня лишилась более 13 млн самых трудоспособных молодых мужчин. Доля мобилизованных в России к общему числу мужчин в возрасте от 15 до 49 лет составила 39%, и на каждую тысячу из них пришлось 115 убитых и умерших.
Лучшие части и соединения русской армии за два года войны были выбиты. Бездарность командования компенсировали отвагой русского солдата. Так, в июле 1916 года за шесть дней боёв на Барановичском направлении командующий 4-й армией генерал А.Ф. Рагоза, бросая войска в лобовые атаки, потерял 30 тыс. солдат убитыми, 47 тыс. — ранеными и 2 тыс. — попавшими в плен. Продвижение вперёд составило всего около 500 метров, а потери немцев были в три раза меньшими.
Летом и осенью 1916 года значительные части русской армии были брошены на прорыв в «ковельский тупик». Превосходя противника вдвое (29 пехотных и 12 кавалерийских дивизий против 12 австро-германских), войска задачу не решили. Лучшие гвардейские части — Преображенский, Семёновский, Павловский полки — потеряли более половины личного состава. «Брусиловский прорыв» и «Ковельская мясорубка» привели к общим потерям более чем в миллион человек. Для России в целом результаты кампании 1916 года, невзирая на успехи Юго-Западного фронта, были катастрофическими. С Россией как активным участником войны можно было уже не считаться.
«Кругом измена, трусость и обман»
Посол Франции в России М. Палеолог в своих дневниках зафиксировал слова А.И. Путилова, сказанные в приватной беседе 2 июня 1915 года. Крупнейший олигарх, создатель военно-промышленного синдиката и владелец Путиловского, Балтийского, Невского и других заводов, поставлявших армии и флоту пушки и снаряды, крейсеры и эсминцы, входивший в состав Особого совещания при Военном министерстве, признал плачевное состояние дел на фронте и в тылу. Промышленник, финансист и масон, тесно связанный с лондонскими и парижскими деловыми кругами, говорил: «Дни царской власти сочтены, она погибла…; …Сигнал к революции дадут, вероятно, буржуазные слои, интеллигенты, кадеты, думая этим спасти Россию. Но от буржуазной революции мы тотчас перейдём к революции рабочей, а немного спустя — к революции крестьянской. Тогда начнётся ужасающая анархия...» Такая перспектива вполне устраивала «союзников». Опасения их вызывала только возможность заключения сепаратного мира России с Германией.
На начальном этапе войны немцы осуществляли зондаж готовности царского окружения к возможным переговорам через фрейлину императрицы княгиню М.А. Васильчикову. В июне 1916 года на германского посла в Стокгольме вышел И.И. Колышко, представлявший председателя правительства Российской империи Б.В. Штюрмера. В шведскую столицу был направлен и секретарь премьера известный авантюрист И.Ф. Манусевич-Мануйлов, вступивший в контакт с немецким дипломатом Бокельманом, которому промышленный магнат Г. Стиннес выделил многомиллионную сумму денег для подрывной работы в России. Но основную роль по развалу тыла и фронта сыграли не немцы и заговорщики, а сам царь, его окружение, правительство и правящие классы.
Французский посол М. Палеолог в самом начале 1916 года отмечал в своём дневнике: «…социальный строй России проявляет симптомы грозного расстройства и распада. Один из самых тревожных симптомов — это тот глубокий ров, та пропасть, которая отделяет высшие классы русского общества от масс. Никакой связи между этими двумя группами, их как бы разделяют столетия». Не было единого «русского мира». Для этого не существовало ни экономической, ни социальной, ни политической основы. Вся политика правящих кругов с вступлением России в период капиталистического развития препятствовала тому, чтобы она сложилась.
С думской трибуны 1 ноября 1916 года лидер партии кадетов П.Н. Милюков вещал об утрате веры в то, что «эта власть может нас привести к победе…». В этом с ним была согласна едва ли не вся Россия. Правительство Российской империи оказалось в условиях войны совершенно недееспособным. За один 1916 год Николай II сменил четырёх премьеров. В феврале в отставку был отправлен 76-летний И.Л. Горемыкин и назначен «ума небольшого; …души низкой; честности подозрительной; никакого государственного опыта и никакого делового размаха» 67-летний Б.В. Штюрмер. Сменивший его А.Ф. Трепов в должности пробыл немногим более месяца. С думской трибуны он призывал: «Забудем споры, отложим распри...» В узких кругах 4 декабря 1916 года он же мрачно пророчествовал: «Недовольство общее… Союзники, видя происходящее, опасаются за исход войны, и кто знает, не вмешаются ли они тем или иным путём в наши дела с целью закрепить наше обязательное участие в войне. Уставшее общество, наблюдая творящееся, утеряло веру в способность Государя и правительства довести войну до победного конца и улучшить экономическое положение страны».
Пришлось царю и этого главу правительства поменять. Про назначенного в канун нового, 1917 года премьером князя Н.Д. Голицина говорили: «милейший человек, но не государственный деятель... Он сам это сознавал и долго умолял Государя отменить его назначение…».
Многие десятилетия самодержавие, насаждавшее капитализм и сохранявшее феодальные пережитки, готовило свой крах. Всё рухнуло буквально за несколько дней при почти полном непротивлении. Сам царь признал, что «кругом измена, трусость и обман». Был он предан и «союзниками». Николай II ещё не успел подписать манифест об отречении от престола (это случилось 2 марта 1917 года), а Париж и Лондон 1 марта уведомили через своих послов в Петрограде, что «вступают в деловые отношения с Временным Исполнительным Комитетом Государственной Думы — единственным законным правительством России».
Сомнительная легитимность новой власти «союзников» не смущала. Британский премьер-министр Ллойд Джордж поведал парламенту, что свержение русского монарха открывает «новую эпоху» и демонстрирует «победу принципов, из-за которых в Европе была начата война». Лондонская «Дейли ньюс» договорилась до признания, что «Февральская революция — величайшая из всех одержанных союзниками побед, этот переворот несравненно важнее, чем победа на фронте».
Разрушая армию и страну, продолжали войну
Обеспечив успех февральского переворота по низвержению самодержавия, «союзники» и «силы объединённой российской демократии» довели ситуацию до состояния, когда Россия, не проиграв войны, уже не могла претендовать на лавры победителя. Но русские должны были сражаться до последней капли последнего своего солдата. «Союзники» не осуждали и действий новой российской власти по разрушению армии.
Развал армии обернулся провалом июньского наступления 1917 года, сдачей в августе Риги, военным мятежом генерала Л.Г. Корнилова, массовым дезертирством солдат, отказом запасных полков отправляться на фронт. Мобилизационные ресурсы для продолжения войны были исчерпаны, транспорт не справлялся с подвозом снаряжения, боеприпасов и резервов. Дошло до того, что на заключении мира стал настаивать даже военный министр генерал А.И. Верховский. Обеспокоенные «союзники» направили в Россию целую когорту своих эмиссаров и агентов. Знаменитый писатель и разведчик С. Моэм признавался: «Мне давалось много денег: половину их ассигновали Соединённые Штаты, другую — Великобритания…»; «…ехал разработать план, как предотвратить выход России из войны и не дать большевикам захватить власть».
Страна, оказавшаяся на грани национальной катастрофы, больше не хотела воевать. Генерал А.М. Драгомиров заявлял в те дни: «Господствующее настроение в армии — жажда мира. Популярность в армии легко может завоевать всякий, кто будет проповедовать мир без аннексий». Именно за это выступал В.И. Ленин. Эта последовательная позиция, отвечающая чаяниям трудящихся масс, привела не только к большевизации Советов, но и солдатских комитетов. Совершенно дискредитировавшее себя, нелегитимное, никем не избранное Временное правительство лишилось всякой опоры и утратило власть.
Ленинский Декрет о мире с восторгом восприняли трудящиеся массы и солдаты всех стран. Но буржуазия с окончанием войны не спешила. Международный торговец оружием Б. Захарофф из британской компании «Виккерс», бывший гражданином Франции и другом премьера Ж. Клемансо, обладатель акций австрийских военных заводов и германского концерна «Крупп», имевший дела в России, не скрывал: «Я устраивал войны, чтобы можно было продавать оружие обеим сторонам». Каждая смерть на войне приносила ему и его компаньонам баснословные доходы, и они не желали их лишаться. Капитализм демонстрировал свою бесчеловечность, и партия большевиков во главе с В.И. Лениным приступила к слому этой уродливой системы.
Обратившись ко всем воюющим державам с призывом о мире без аннексий и контрибуций, правительство Советской России получило ответ о готовности к переговорам только из Берлина. Обессиленная Россия, не имевшая боеспособной армии, была вынуждена пойти на похабный мир с Германией. Но через полгода, как и предвидел В.И. Ленин, случилась Ноябрьская революция в самой Германии, и Брестский договор был аннулирован. Украина стала советской. Немцы убрались с её территории и из Крыма. Стратегия В.И. Ленина оказалась настолько верной, что даже дядя последнего российского императора великий князь Александр Михайлович Романов признал: «Они (большевики. — А.К.) убили трёх моих родных братьев, но они также спасли Россию от участи вассала союзников». У вершителей европейских судеб, по его словам, не получилось «одним ударом убить и большевиков, и возможность возрождения сильной России». На страже русских национальных интересов оказался В.И. Ленин.
В победители кайзеровской Германии и её союзников записали кого угодно. На «миротворческую» конференцию, например, пригласили Бразилию, которая участвовала в войне силами одного медицинского батальона. Делегации Гватемалы и Эквадора, Никарагуа и Боливии, даже Сиама и Хиджаса тоже прибыли в Париж за лаврами победителей. Россию приглашать не стали — ни «красную» (РСФСР), ни «белую» (правительство Колчака или Деникина).
Кайзера Вильгельма II объявили главным виновником мировой войны, но позволили укрыться в нейтральных Нидерландах. Составили список на более чем 2000 германских военных преступников, включавший Гинденбурга и Людендорфа, но к суду привлекли всего 12 человек и большинство из них оправдали. Несколько командиров подводных лодок, топивших спасательные шлюпки с ранеными, приговорили к небольшим тюремным срокам, но через несколько недель все они исчезли из мест заключения.
Во Франции решились на возбуждение уголовных дел в отношении промышленников, продававших во время войны стратегическое сырьё Германии, но суд с молчаливого согласия правительства оправдал каждого из них. Французский маршал Ф. Фош, узнав об итогах Парижской миротворческой конференции и Версальском «мире», воскликнул: «Это не мир, это перемирие на 20 лет!..»
Ровно через 20 лет началась Вторая мировая война. Её вновь породили наиболее агрессивные круги империализма, со всей очевидностью подтверждая справедливость ленинского вывода, что «война — это не случайность, не «грех»… а неизбежная ступень капитализма».
