| < Предыдущая | Следующая > |
|---|
Двухсотлетний юбилей Фёдора Михайловича Достоевского, великого русского писателя и мыслителя, должен был стать центральным событием культурной жизни России. Увы, должного масштаба празднование знаковой годовщины не приобрело. При этом отдельные СМИ задействовали юбилей как возможность воздействовать на широкое общественное мнение. Мне трудно было не обратить внимание на акценты, которые уже давно расставляются при анализе творчества Достоевского. Увы, сегодня они звучат с особой тенденциозностью.
Фёдор Достоевский моего поколения
Можно сказать, что моё поколение приобщилось к творчеству Достоевского скорее уже в зрелом возрасте. К этому времени в памяти от школьной программы остались только «Бедные люди» и историческая речь, сказанная Федором Михайловичем по случаю столетнего юбилея А.С. Пушкина. «Бедные люди», как мы помним, были горячо приняты Некрасовым и Белинским. Николай Некрасов, для которого главным богом на земле был русский народ, сразу почувствовал духовное родство с Достоевским и с восторгом воскликнул: «Новый Гоголь явился!».
Именно теперь я понимаю, как мудро и дальновидно поступала с нами наша советская школа и та безусловно нравственная советская цензура. Высочайший уровень их культуры позволял исключительно точно отбирать главное для формирования юношеского сознания.
Позже, более глубоко знакомясь с творчеством писателя, я часто с радостью узнавал в его текстах пушкинские мысли. Достоевский пишет: «Все понятия нравственные и цели русские – выше европейского мира. У нас больше непосредственной и благородной веры в добро как в христианство, а не как в буржуазное разрешение задачи в комфорте». Здесь даже слово «комфорт» автор употребляет с той же интонацией, что и Пушкин, осуждавший Запад за преобладающее пристрастие к комфорту, а не к духовным ценностям. Вот что такое настоящая преемственность.
В нашем сознании запечатлены слова Пушкина о Соединённых Штатах, сказанные им в 1836 году: «Всё великое, всё возвышающее душу человеческую подавлено неумолимым эгоизмом и страстью к довольствию (комфорту)». Достоевский же не уставал восхищаться нестяжательством Пушкина. А я, в свою очередь, не устаю восхищаться методикой и принципами советской школы, сформировавшей для нас основополагающие понятия преемственности.
«Надо учить молодёжь, что непонимание Пушкина есть величайшая неблагодарность, что, не понимая Пушкина, нельзя назваться даже русским человеком», – вот ведь как говорил Достоевский. Вслушайтесь, сколь тонко, точно, остро звучат эти слова. Вот эти-то мысли и должны были стать центральной идеей всей юбилейной риторики 2021 года. А нас всех опять пичкают «Бесами» и всё талдычат про ненависть Достоевского к социализму и коммунизму.
«Одна Россия живёт не для себя, вот уже почти столетие Россия живёт решительно не для себя, а для одной лишь Европы», – говорит у Достоевского один из героев «Подростка». Здесь Достоевский настойчиво проводит свою главную мысль о значении России и «всечеловечности» русских. И эту свою идею он тоже связывал, прежде всего, с личностью Пушкина.
Моё поколение выросло и нравственно сформировалось в послевоенные годы. Для нас этот Достоевский был особенно понятен и своевременен – ведь мы были, во-первых, наследниками победителей, жертвенно освободивших Европу от фашизма. И, во-вторых, вся наша последующая жизнь была наполнена гордостью за страну, которая не оставляла без помощи никого в целом мире из бедных людей, из униженных и оскорблённых.
И всем этим в нашем сознании мы были обязаны этой великой плеяде – Радищеву и Пушкину, Тургеневу и Некрасову, Белинскому и Герцену и ещё многим знаковым именам, в том числе, конечно, и Достоевскому. Благодаря их нравственному и мыслительному примеру мы жили ощущением вселенской ответственности, причём без всякого зазнайства, без лишнего пафоса, без какого-либо намёка на тягу господствовать и диктовать.
Первая половина жизни Федора Михайловича стала для нас отражением важнейшей и ярчайшей страницы отечественной истории. Да, в раннем романе писателя «Бедные люди» нас привлекала способность автора к самому глубокому сочувствию. Точно так же в революционном периоде биографии Достоевского мы восхищались его отзывчивостью к трагическим сторонам жизни России.
Писатель и либеральная бесовщина
В 1847 году Федор Достоевский стал посещать собрания революционного общества Петрашевского. Участвовал он и в других социалистических кружках. В апреле 1849 года он был арестован и заключён в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Приговор был максимально жесток – расстрел. На Семёновском плацу петрашевцам зачитали смертный приговор, и только когда им уже завязали глаза, было объявлено о помиловании. Расстрел заменили на каторгу.
Я неспроста говорю об этих известных, хрестоматийных фактах. О них важно напомнить, поскольку из современного толкования Достоевского «выпадает» важнейшая часть его убеждений, неотделимых от общего мировоззрения писателя. А его система взглядов естественным образом менялась и преобразовывалась под влиянием трагических событий жизни. Между тем о тех страшных минутах своей жизни Достоевский с гордостью писал: «В эти последние минуты … то дело, за которое нас осудили, те мысли, те понятия, которые владели нашим духом, представлялись нам не только не требующим раскаяния, но даже чем-то нас очищающим, мученичеством, за которое многое нам простится!».
Это мученичество Достоевского и было воспринято революционной молодёжью современной ему России как главное, лучшее, героическое в писателе. Вот почему появление самого популярного сегодня в либеральной среде романа «Бесы» революционная молодёжь России в конце XIX века встретила с отчуждением. Она категорично не желала признавать хотя бы отдалённое сходство между собою и героями «Бесов».
Буржуазные реакционеры не случайно весь ХХ век использовали роман «Бесы» в борьбе против коммунизма, эксплуатируя очевидную мировоззренческую слабость гениального писателя. Достоевскому не было известно о том, что ещё в 70-х годах XIX века Карл Маркс атаковал мелкобуржуазные методы революционной борьбы Бакунина и Нечаева. Автор «Манифеста коммунистической партии» твёрдо подчёркивал разницу между их казарменным коммунизмом и программой марксистской партии, в основе которой стояли чистые и благородные цели освобождения «бедных людей» от рабства и угнетения. А как не вспомнить знаменитую фразу Володи Ульянова – «Мы пойдём другим путём»?! Она ведь была именно об этом – о бесперспективности и неприятии нечаевщины. Отчасти именно из отрицания нечаевщины и вырастал русский большевизм.
Увы, истина не очень-то интересует наших нынешних либералов. Сегодня они охотно подхватили знамя буржуазных реакционеров, воздвигли на пьедестал и прямо-таки абсолютизировали откровенно идеологический роман «Бесы». Для них Достоевский – не просто ненавистник бесов. Их усилиями он превращается в ярого ненавистника социализма и коммунизма. Сам же писатель говорил о социализме, рассматривая его с разных сторон. Он делал это, ругая и критикуя, но всё-таки снова – как он это делал в поздних записках в «Дневнике писателя» – возвращаясь к понятию православного социализма.
Пристально внимательный к творчеству обоих русских гениев – Толстому и Достоевскому – В.И. Ленин высочайшим образом оценивал «Записки из мёртвого дома». По воспоминаниям В.Д. Бонч-Бруевича, основатель большевизма подчёркивал социальную сторону художественного материала Достоевского: «Записки из мёртвого дома» являются непревзойдённым произведением русской и мировой художественной литературы, так замечательно отобразившим не только каторгу, но и «мёртвый дом», в котором жил русский народ при царях из дома Романовых». Ленин видит здесь ещё одно «зеркало русской революции», неизбежность которой следует из самой русской жизни, отображённой Достоевским.
Понятно, почему нас так настойчиво пытаются оторвать от революционно-демократического направления русской классики – от Чернышевского и Герцена, Добролюбова и Салтыкова-Щедрина. Что же касается Достоевского и Толстого, то их теперь принято безжалостно «оптимизировать».
Впрочем, это касается и всей русской литературы в её романтических и революционных проявлениях. Так, совсем не в почёте нынче пушкинские строки: «Самовластительный злодей! Тебя, твой трон я ненавижу», «Во глубине сибирских руд храните гордое терпенье», «Товарищ, верь: взойдёт она, звезда пленительного счастья…».
Но ведь нельзя отнимать у Пушкина самого Пушкина. Мы ведь не спорим с тем, что умер Александр Сергеевич как православный христианин. Мы не спорим с этим, ибо странно оспаривать очевидное. И мы, марксисты, всегда помним о принципе историзма. Наконец, мы принимаем и любим Пушкина таким разным и таким цельным, каким мы его знаем.
«Непротивление злу насилием»?!
Можно ли сегодня принять как абсолютное руководство к действию толстовскую формулу «Непротивления злу насилием»? Толстой ведь и сам оставил нам великолепный образ-инструмент, запечатлённый в «Войне и мире». Этот яркий образ звучит и сегодня вполне притягательно для русского уха: «Дубина народной войны». Вот так и проявляются противоречия гениев…
Сегодня мы находим объяснения многому. В том числе и феноменальному факту сопротивления со стороны части нашего, включая и творческое, советское руководства изданию «Дневника писателя». За этим решением стояли уже тогда группирующиеся либеральные силы. А для них в «Дневнике писателя» было чрезмерно много русскости. Современные либералы, наследники своих единодумцев из прошлого, действуют куда развязнее. С нарастающим рвением они «закрывают» в Достоевском горячие страницы любви и сочувствия к бедному русскому народу и упорно выпячивают «Бесов».
Но вот что характерно для нас сегодня в противоречивом и любимом нами Достоевском. В 1862 году он впервые выехал за границу. Его путь лежал в Англию, Францию и Германию. Свои впечатления от Запада он изложил в «Зимних заметках о летних впечатлениях». Кто оспорит тот факт, что в них писатель яростно осуждал буржуазную цивилизацию? Причём, как пишет об этом блестящий писатель и историк русской литературы Д. Святополк-Мирский, воззрения Достоевского в этом вопросе абсолютно совпадают с Герценом и славянофилами.
Кстати, несколько слов о самом Дмитрии Петровиче Святополке-Мирском. Это тот автор, чей анализ творчества Достоевского произвёл на меня, возможно, самое сильное впечатление. И дело не в том, что его называли «красным князем», а он действительно был князем – по легенде из Рюриковичей. И дело также не в том, что в 1932 году он вернулся из эмиграции в Россию, дружил с Горьким, был членом коммунистической партии Великобритании и написал интереснейшую брошюру «Ленин». Прежде всего я рекомендую молодым людям блестящую книгу Святополка-Мирского «История русской литературы», где самым честным, на мой взгляд, беспристрастным, самым доброжелательным и ясным движением мысли и сердца анализируется сложное, не поддающееся обывательской логике творчество гениального Достоевского.
Вот только один из фрагментов статьи Святополка-Мирского: «Несколько особо и с сильным креном влево стоит пушкинская речь, самая знаменитая и значительная из его публицистических вещей. В ней он восхваляет Пушкина за его «всечеловечность», которая есть дар понимания всех народов и цивилизаций. Это – главная черта русского народа. Объединение человечества – вот задача и миссия России в мире – странное предсказание III Интернационала…».
Разговор о Достоевском – всегда не просто интересен, дискуссионен и обострён. Он бесконечен, как необъятен гений. Я сознательно не хотел бы включать в орбиту нашего разговора, например, таинственные страницы «Легенды о Великом Инквизиторе». Это тема другой дискуссии. Но я глубоко уверен, что нравственное поручение Достоевского «Смирись, гордый человек» и дерзновенное горьковское «Человек – это звучит гордо» – требуют своего нового разрешения.
В начале XXI века современная Россия и русский народ оказались прежде всего в сложнейших социальных условиях, в условиях глубокого социального неравенства и невиданного разделения, которое было неизбежным после разрушения СССР. Проблемы идеологического разброда, упадка образования и культуры слишком очевидны. Враждебное для России и её народных масс влияние буржуазно-либеральных идей пагубно сказывается на формировании сознания уже нескольких поколений.
Сегодня мы в очередной раз имеем дело с циничным искажением воли народа в ходе парламентских выборов. При этом было задержано и подвергнуто репрессиям разного рода множество наших соратников, противостоявших беззаконию в ходе избирательной кампании. Маховик административного, полицейского, информационного давления крутится всё безжалостнее.
Идёт беспрецедентное наступление и на наши народные предприятия, такие как совхоз им. В.И. Ленина. А ведь работа этих коллективов и есть высшее проявление демократии. Именно в них граждане делают свой выбор, не только периодически приходя на избирательные участки один раз в несколько лет. Они делают его ежедневным личным трудовым вкладом в общее дело. Действуя плечом к плечу, они закрепляют лучшие, передовые и наиболее перспективные социальные практики. И, поверьте, что даже в самые «лихие» годы, переступая границы этих немногих островков социализма на нашей земле, видя руки их замечательных тружеников, мне всегда хотелось сказать: «Человек – это звучит гордо».
В сегодняшней обстановке, когда жесточайшее экономическое, социальное, политическое давление на народные массы нарастает, многие идеи видятся вполне предметно. И в таких условиях навязывать народу мантру «смирись, гордый человек» – более, чем бесчеловечно! Очень хотелось бы, чтобы все те, кто берутся пропагандировать творчество Достоевского, понимали всю меру ответственности перед своей совестью и русским народом. А его писатель не просто любил, но буквально боготворил.
Наша жизнь ныне сложилась так, что для каждого истинного гражданина своей страны в ней есть только одна поистине честная и ответственная позиция – во весь рост встать на защиту своего народа. Для каждого, кто способен сопереживать, достоен только один принцип: «Человек – это звучит гордо». Уверен, что именно эта позиция воистину порадовала бы Фёдора Михайловича Достоевского.
