Ростовский областной комитет КПРФ

Сейчас вы здесь: Главная » Новости и события » Факты » Болонская система: вход и выход
Четверг, 26 Дек 2024
Рейтинг пользователей: / 1
ХудшийЛучший 

Болонская система: вход и выход

Печать

…Прощанье будет без печали — пожалуй, так, переиначивая строку поэта, можно коротко выразить общее настроение участников проведённого фракцией КПРФ в Госдуме «круглого стола» на вынесенную в заголовок тему. Собравшись на Охотном Ряду, депутаты вместе с управленцами, учёными и специалистами делились мнениями о состоянии высшей школы, дискутировали и предлагали решения, которые, на их взгляд, помогут вывести отечественное образование из кризиса.


Открывая заседание, председательствующая за «круглым столом» депутат-коммунист Нина Останина, возглавляющая в Госдуме комитет по вопросам семьи, женщин и детей, подчеркнула, что надеется на хороший результат предстоящей работы, потому что только при широком обсуждении проблем можно выстроить достойный образ будущего российского образования.
 


Мотив идеологический, а ум небольшой
 


Олег СМОЛИН, первый заместитель председателя комитета Госдумы по науке и высшему образованию (фракция КПРФ):

— Позволю себе напомнить историю вопроса. Возможность участия российских вузов в Болонской системе была предоставлена Федеральным законом «О высшем и послевузовском профессиональном образовании» 1996 года на добровольной основе, хотя некоторые вузы экспериментировали в этом отношении и раньше. Мне довелось быть одним из авторов этого закона.

В сентябре 2003 года на конференции министров образования европейских стран в Берлине российская делегация присоединилась к Болонскому процессу. В то время мы все очень рвались попасть в мировое образовательное сообщество любой ценой. Однако тогдашний министр науки и образования Филиппов утверждает, что подписи нашего представителя под документом нет. Мы точно знаем, что приказ мин-обрнауки от 15 февраля 2005 года №40 «О реализации положений Болонской декларации в системе высшего профобразования в России» подписал следующий министр образования Фурсенко.

Кстати, хочу обратить внимание на то, что Болонская декларация предусматривает широкую автономию университетов. В этом смысле закон 1996 года, который предоставлял возможность выбора между Болонской и классической системой, ей не противоречил.

Сейчас участие российских вузов в болонских процедурах приостановлено нашими бывшими партнёрами. Поэтому главный сегодня вопрос в том, как правильно выстроить отечественную систему высшего образования.

Напомню, что в 2007 году правительство РФ предложило законопроект, по которому российским вузам навязывалась Болонская система (бакалавриат плюс магистратура) на принудительной основе. Тогда мы выступали категорически против. Я говорил министру Фурсенко, что дикий капитализм — это антисоветская власть плюс принудительная бакалавризация всей страны.

Очень часто Болонскую систему связывают с Единым госэкзаменом. На самом деле это разные темы. Но между ними есть две общие характеристики. Первая состоит в том, что они обе заимствованы у наших, как говорит президент, партнёров, причём в достаточно жёстком виде.

Кстати, за рубежом университеты, помимо результатов тестирования, при наборе студентов учитывают и другие факторы, вплоть до спортивных показателей. Недавно мы беседовали с руководителем Рособрнадзора Анзором Музаевым. Он не исключает того, что со временем у нас тоже появится возможность принимать парня или девушку в вуз на основании целого ряда их достижений. И, мне кажется, это было бы шагом вперёд по сравнению с Единым государственным экзаменом.

Вторая общая черта между ЕГЭ и Болонской системой заключается в том, что они облегчают утечку из России умов. Смотрите, что получается: ребята, допустим, из Сибири или других регионов поступают в московские и питерские вузы. И в подавляющем большинстве они обратно не возвращаются. Мои сибирские коллеги с тревогой говорят о проблемах с восстановлением интеллектуального потенциала, о будущем научных школ... И ещё. По данным Высшей школы экономики, половина из тех, кто на стадии бакалавриата уже проявляет какие-то серьёзные успехи, уезжает за рубеж. Ни ЕГЭ, ни Болонская система не являются главными тому причинами, но так или иначе они этому способствуют. Тем самым мы фактически работаем на развитие человеческого потенциала у наших так называемых партнёров, а не у самих себя.

Принудительная бакалавризация всей страны была окончательно введена начиная с 2011 года. За это в Госдуме проголосовали фракция «Единой России» и большинство представителей ЛДПР. А до этого, напомню, 90 процентов всех выпускников выходили из стен вуза специалистами, у которых, как правило, подготовка была куда более качественная. Дважды мы пытались вернуться к добровольности участия вузов в Болонской системе. И оба наших законопроекта об образовании были отклонены голосами фракции «Единой России». Это вот к вопросу о том, кто сначала пел заздравную, а теперь, что называется, отходную...

Кстати, так в Госдуме поют сегодня не все. Фракция партии «Новые люди» устами Ксении Горячевой заявила о том, что мы должны сохранить принудительную Болонскую систему. Принуждение — это, видимо, особенность отечественных либералов...

Главный их аргумент такой: эта система понятна на международном уровне. Собственно, и я ничего против международного опыта не имею. Но мы должны его принимать только в том случае, когда международные стандарты оказываются выше наших. Если, например, минимальную зарплату в нашей науке сделать как во Франции или в Соединённых Штатах, то нет вопросов. А когда наши собственные стандарты выше международных, зачем гнаться за заграницей?

Повторю: по качеству образования бакалавр явно уступает специалисту. И не только потому, что бакалавр учится на год меньше. Занятий по основным курсам у него в среднем тоже меньше процентов на 40. Бакалаврское образование можно сравнить с широкой, но мелкой тарелкой, а образование специалиста — с высоким и глубоким кувшином.

По оценкам специалистов в области технического образования (сошлюсь на мнение экс-ректора, а ныне президента Омского государственного технического университета Виктора Леонидовича Шалая), специалист в технических науках получает радикально больше фундаментальных знаний. Специалитет готовит конструктора, а бакалавриат — лишь пользователя чужими конструкторскими разработками. То есть, по сути, это всё та же старая либеральная идея готовить вместо мыслящей личности, квалифицированного потребителя.

Понятно, что при таком раскладе наша зависимость от других государств будет только нарастать. Кстати, в кадровых службах оборонных предприятий города Омска мне не раз приходилось слышать тревогу за завтрашний день: кто будет продолжать дело, когда уйдёт старшее поколение конструкторов? Похожая ситуация и в других отраслях науки и производства.

Мой учитель, декан с сорокалетним стажем, утверждал, что уровень современного бакалавра на гуманитарных факультетах примерно соответствует образованию хорошего выпускника советской школы. Сейчас по фундаментальным историческим дисциплинам курсы резко сокращены.

Бывают случаи, когда человек, окончивший бакалавриат по маркетингу, затем идёт в магистратуру по дефектологии и получает право учить детей с ограниченными возможностями здоровья. Разве это правильно?

Мы разделяем позицию президента Российского союза ректоров, ректора МГУ Виктора Антоновича Садовничего, который предлагает изменить соотношение вузовской подготовки в пользу специалистов. Считаю, что нужно ввести так называемые интегрированные программы бакалавриата и магистратуры, которые во многом напоминают расширенный специалитет.

Профильный комитет Совета Федерации подготовил законопроект, предполагающий, что по приоритетным направлениям технологического развития страны высшее образование студенты должны получать только по программам специалитета. Это один подход. Мы подготовили другой законопроект, в котором предлагаем вернуться к тому, что было в законодательстве после 1996 года. Считаем, что программа специалитета должна стать основной, но при этом можно оставить вузам возможность выбора. В конце концов есть специальности, не требующие высокой квалификации, где бакалаврского образования достаточно. Но их меньшинство.

Хочу заметить, что идею использования Болонской системы исключительно на добровольной основе недавно высказал и министр образования и науки Фальков. Мы, естественно, это приветствуем.

Наша система образования должна быть ориентирована на то, чтобы формировать человеческий потенциал здесь — у нас, а не там — у них. Мы должны получить главный результат — повышение качества нашего образования.

В своё время вхождение России в Болонский процесс происходило по идеологическим мотивам и, извиняюсь, без большого ума. А вот выходить из него надо с умом и профессионально.

 


Взять лучшее за сто лет
 


Пётр КУЧЕРЕНКО, статс-секретарь — заместитель министра науки и высшего образования Российской Федерации:

— Мы рассматриваем сегодняшнюю площадку как некий набор рекомендаций, которые будут использованы министерством при подготовке больших парламентских слушаний.

Я бы хотел обратить внимание на то, что, собственно, собой представляет Болонская система и какую роль в ней играет Российская Федерация.

Юридически значимого документа о присоединении нашей страны к этому процессу не было, да и в принципе не могло быть, потому что в 2003 году Российской Федерацией был представлен доклад о современном состоянии образования в России в рамках конференции участников — стран, которые разделяют так называемую Болонскую декларацию. И лишь после заявления России о намерении присоединиться к этому процессу были сформированы рабочие органы, конференция… До этого никакого юридически значимого действия не предпринималось, поэтому, по большому счёту, нам и выходить неоткуда.

Преимуществом Болонской системы является сопоставимость программ участников, которая позволяет признавать дипломы друг друга и повышать академическую образовательную мобильность студентов и преподавателей в разных её выражениях. Но нужно понимать, что мобильность, которая является одним из главных плюсов Болонского процесса, сегодня фактически умерла по вине других стран, которые выступили с соответствующим заявлением в апреле, призвав всех участников образовательного европейского пространства воздержаться от контактов с вузами России и Белоруссии.

Предстоит серьёзный анализ всего того, что произошло за последние 20 лет. Мы видим, что накоплена значительная практика, которая, с одной стороны, показывает, что часть декларируемых принципов оказалась неэффективной, а часть всё-таки целесообразно сохранить.

Одним из принципов Болонской системы являлось поступление в магистратуру независимо от профиля базового образования, что является безусловным минусом и вредит российской экономике, потому что очень часто мы сталкиваемся с ситуацией, когда возможность эта используется только для получения диплома. У нас, например, получившие образование по политологии порой поступают в магистратуру на машиностроение и т.п.

Но полностью отказаться от бакалавриата и магистратуры мы сегодня не можем по ряду причин. Во-первых, несколько миллионов наших граждан получили дипломы бакалавра, и их нельзя лишать возможности когда-либо продолжить обучение. У нас получилось так, что фактически бакалавры, по закону являясь лицами с высшим образованием, достаточно ограничены в своих правах. Например, для работы в правоохранительных органах, в прокуратуре необходимо иметь уровень специалиста либо магистра — бакалавра там недостаточно. Похожие требования предъявляются к судьям и на государственной службе, где диплом бакалавра ограничен должностями не выше заместителя начальника отдела.

Российская Федерация входит в топ стран по числу иностранных студентов, для которых бакалавр, магистр — это понятная система. Они приезжают учиться в российские вузы, а возвращаясь на родину, продолжают обучение. И в целях продвижения наших интересов эту возможность тоже важно сохранить.

В то же время нужен специалитет для уже упомянутых будущих юристов и инженеров. Но Болонская система может себя оправдать, например, в креативной индустрии, где, как утверждают специалисты, для обучения вполне достаточно и четырёх лет.

У нас сегодня нет задачи вернуться в прошлое. Однако тот опыт, который имеет Россия, опыт советской системы и даже более ранний опыт наших замечательных университетов, благодаря которому появилось множество учёных с мировым именем, нужно применять и развивать. Нам необходимо проанализировать весь опыт образовательной системы за последнее столетие, взять лучшие наработки, проанализировать опыт российского образования в Болонский период и отсечь всё лишнее.


Реформам — комплексный характер


Дмитрий БИСИКАЛО, и.о. главного учёного секретаря президиума Российской академии наук, академик РАН:

— Очень приятно то, что начали обсуждать этот вопрос в спокойном режиме, без перегибов — либо одно, либо другое. Болонская система принята во всём мире, то есть это не только те 47 стран, которые вписаны в Болонскую систему. Эта система работает везде, в том числе в Китае, во всех странах БРИКС, что важно для нас. Почему? Потому что все мы сейчас занимаемся поиском мягкой силы и пытаемся донести информацию о российском образе жизни в разные страны. Очевидно, что наиболее успешные шаги в этом направлении делает образование, поскольку именно обучающиеся в России иностранные студенты роль этой мягкой силы и исполняют. Если мы сейчас резко откажемся от Болонской системы, то потеряем часть иностранных студентов. А за 5 лет они проникаются нашими идеями, с ними же возвращаются домой. Мы прекрасно это знаем на примере Африки, где сейчас те, кто учился при Советской власти, начинают играть доминирующую роль. Считаю, что Болонскую систему хотя бы из этих соображений нужно сохранить. Понятно, что не полностью, но для иностранных студентов она абсолютно необходима.

Второе. Специалитет — это не возврат к советской системе. Хочу обратить ваше внимание, что тренды на рынке труда сейчас определяют работодатели — а это и госучреждения, и госкорпорации, и наука, которым нужны хорошо образованные люди. Но есть ещё и частный бизнес, где такие люди не нужны. Поэтому при принятии решения о специалитете нужно дать дополнительную степень свободы: в отдельных случаях может быть достаточно и 3 лет обучения, а что касается, например, исследовательской работы, то там 6 или больше лет придётся посвятить учёбе…

И третье — это комплексный характер изменений в образовательной сфере. Не секрет, что качество образования в стране последние 30 лет регулярно и сильно падает. И если у нас по-прежнему будет обучение в школе такое же, как сейчас, когда студентов первых курсов фактически приходится дотягивать до уровня советского школьника и только потом они начинают воспринимать институтскую программу, то мы так и будем продолжать выпускать не шибко квалифицированных инженеров и учёных. Говорю об этом совершенно уверенно. Я последние лет 20 возглавляю комиссию по приёму в аспирантуру Института астрономии РАН и вижу, что качество абитуриентов, будущих аспирантов, падает. Что мы сделали? Увеличили срок аспирантуры на год, что фактически означает — доучивайте. Но это же невозможно делать бесконечно. Поэтому мой призыв: подумать о комплексном характере таких реформ.


Возможность адаптироваться быстро


Михаил ЛЕВИЦКИЙ, и.о. академика-секретаря Отделения философии образования и теоретической педагогики Российской академии образования:

— Хочу подчеркнуть два тезиса. Первый заключается в том, что Болонская система затрагивает не только вопросы бакалавриата и магистратуры, но и идеологию всей системы образования, начиная от дошкольного и заканчивая подготовкой квалифицированных кадров.

ЕГЭ с Болонской системой вроде бы и не связан. Но, с другой стороны, мы все помним, что к ЕГЭ должно было быть ещё пристёгнуто ГИФО — это государственное именное финансовое обязательство. И таким образом мы фактически могли перейти на полуплатную систему высшей школы. Кроме того, некий атавизм в этом плане сохранился и в настоящее время. Пять вузов и десять специальностей сейчас может выбрать любой абитуриент. Итого, каждый может подать 50 заявлений. Что из этого выходит? В результате все приёмные комиссии вузов решают невероятно сложную задачу из теории вероятности: сколько же придёт к ним высокобалльных выпускников школ? Столь же сложную задачу решают и родители: куда податься их детям, чтобы они точно поступили?

Должны ли мы развивать нашу систему, где выпускники получают фундаментальное системное образование, или же будем по-прежнему готовить их в рамках компетенций, достаточных для выполнения трудовых функций и задач? Полагаю, что мы обязаны вернуться к тому, что было всегда характерно и для СССР, и для России — это фундаментальное системное образование, позволяющее быстро и эффективно адаптироваться к любым вариациям нашего социально-экономического развития.


Сохранить пятилетку!


Алексей ЛУБКОВ, ректор Московского педагогического государственного университета, академик Российской академии образования:

— Мы критически относимся к Болонской системе в нашем отечественном педагогическом образовании. Опыт, приобретённый за время существования двухуровневой системы подготовки учительских кадров, показывает, что, строго говоря, ни уму, ни сердцу она ничего не добавила. Мы убедились, что наша национальная система подготовки, которая существовала в советское время, действительно является той основой, которую следует сегодня развивать и на которую нужно опираться.

При переходе на Болонскую систему наше педагогическое образование — единственное, что сохранило пятилетнюю структуру обучения в бакалавриате. Практика показывает, что пятилетний срок даёт возможность подготовить специалиста, который востребован сегодня в школе. И от этого срока мы не должны отходить. Ведь сегодня необходимо готовить наших студентов, будущих учителей, по сдвоенным, а для сельской школы и по строенным специальностям. Отдельно — естественно-научная подготовка, отдельно — гуманитарная. Это даёт возможность вернуться в специалитет, но на уже новом качественном уровне.

Что же позитивного было за эти годы, несмотря на наше критическое отношение в целом к Болонской системе? Прежде всего то, что мы всё-таки развивали межпредметность. Она важна — и не только для сельской школы. Сегодня при подготовке учителя мы имеем год на практику. А в советской системе у нас на практику оставалось максимум полгода.

Последнее время мы делаем упор не только на предметную подготовку, не только на фундаментальность, но и на ценностно-смысловые основания в независимости от того, кого мы готовим — физика или лирика.

Все мы ратуем за фундаментальность, но здесь тоже не надо быть догматиками. Как сегодня её понимать, когда картина мира меняется?

Фундаментальность — это не застоявшееся понятие, и представление о ней мы сегодня пытаемся в нашем университете с учётом исследований раскрыть по-новому.

Считаю, что надо по-умному выходить из Болонской системы и по-умному возвращать специалитет.

У нас есть поручение министра, и мы сейчас заняты проектом стандарта, ФГОСа по специалитету. Надеемся, что в течение лета он будет подготовлен и его будут широко обсуждать.

Конечно, при переходе с двухуровневой Болонской системы на специалитет много и организационных трудностей. Надо дать возможность нашим зарубежным коллегам оценить все достоинства этого возвращения. Мы активно работаем с вузами стран СНГ и КНР. В основе их образовательных систем, кстати говоря, многие наши подходы, сохранённые ещё с советских времён, если, допустим, брать ту же Китайскую Народную Республику.

Мы уже сейчас осуществляем этот поворот практически. Время требует от нас возрождения и развития национальной системы подготовки учительских кадров!


Есть вариант и пострашнее


Михаил МАТВЕЕВ, член фракции КПРФ в Госдуме, доктор исторических наук:

— Я профессор кафедры российской истории Самарского университета и хочу донести до вас глубокую обеспокоенность наших преподавателей, которая возникла в связи с появившимися заявлениями о том, что под маркой возможного отказа от Болонской системы министерство выстраивает планы построения некоей собственной и уникальной системы образования, которая «позволит студентам обеспечить максимальную степень гибкости в обучении».

Речь, видимо, о том, что вместо Болонской системы «4 + 2» нам могут попытаться подсунуть систему «2 + 2 + 2», первые сообщения о которой относятся ещё к 2019 году. То есть два года общего образования, затем, как в бакалавриате, студенты выбирают направления подготовки с возможностью перехода откуда и куда угодно, а потом по этому же принципу они могут выбирать аналог магистратуры.

Мы полагаем, что этот вариант ещё страшнее, чем Болонская система. Думаем, что министерство будет хвататься зубами за сохранение в том или ином виде нынешней системы, что позволяет набирать абсолютно безграмотные кадры, которые способны только безнаказанно воровать миллиарды и сочинять пустопорожние бюрократические бумажки, отбирающие больше половины рабочего времени у преподавателей. Вряд ли когда-нибудь они откажутся от ЕГЭ, от компетентностного подхода, от нищенского финансирования учебного процесса.

Нужно менять закон «Об образовании». А значит, начальная схватка за будущую конфигурацию высшей школы и среднего образования будет происходить именно в Государственной думе. Поэтому крайне важно, по какому пути мы пойдём.

Полагаем, что косметический отказ от Болонской системы приведёт только к ухудшению и без того плохого состояния высшей школы. Нужны срочные меры по восстановлению всей системы образования в России. И тяжелейшей проблемой здесь является старение преподавательского состава.

Основу нынешнего преподавательского корпуса составляют пенсионеры, которым уже далеко за 60, а многим уже и за 70 лет. Началось естественное массовое выбывание этой части преподавателей из активной работы. И только абсолютно безразличный к судьбе образования человек не видит этого процесса. Нынешняя же молодёжь весьма прагматична, и за те жалкие копейки, которые получают у нас доценты и профессора, не говоря уже об ассистентах, она не согласится работать в вузах ни при каких раскладах. Это касается и инженерных, и естественно-научных специальностей, и гуманитарных. Проблема стоит очень остро, притом что работа преподавателя требует тяжёлого труда и обучения. И стоит ли говорить о долгих годах упорной работы для получения звания профессора? Ради чего? Чтобы получать в итоге 50 тысяч рублей в месяц и пенсию в 15 тысяч после 30 лет «пахоты». В результате мы получим то, что в высшей школе через три — пять лет просто некому будет работать.

Основные предложения, которые преподаватели Самарского университета поручили мне высказать за этим «круглым столом», следующие: существенно увеличить финансирование высшей школы, в том числе в разы поднять уровень оплаты преподавателей и учителей (профессор должен получать не менее 200 тысяч рублей в месяц, а ассистент — около 50 тысяч). Приравнять преподавателей и учителей по пенсионному обеспечению к государственным служащим или же признать их госслужащими. Уже эти две меры сдвинут с мёртвой точки кадровую ситуацию в высшей школе, да и в среднем образовании тоже. Отказаться от Болонской системы, восстановив систему советского пятилетнего обучения. При этом теоретически можно оставить на усмотрение вуза аналог бакалавриата и магистратуры по некоторым специальностям.

Если же наши выпускники, связывающие свою жизнь с заграницей, переживают о том, что их дипломы не будут там котироваться, то можно им выдавать второй диплом международного образца. Какая проблема?

Полный отказ от ЕГЭ уменьшит существующее соотношение, где 12 студентов на одного преподавателя, которое нужно довести к соотношению хотя бы 8 к одному. И прямо в законе выставить предельную годовую нагрузку преподавателя в рамках, соответствующих типовым нагрузкам в странах, например, Европы. А это 200—400 часов.

Отказаться от компетентностного подхода, всех связанных с ним стандартов и порождённой ими бюрократической нагрузки, полностью изменить нынешнюю бюрократическую систему министерства образования, расформировать Рособрнадзор с его аккредитациями и лицензированием, тем самым уменьшив на порядок бюрократические изыски министерства.

Это те первоочередные меры, которые, на наш взгляд, необходимо провести в ближайшие год-два.


Наука советской привлекательности


Владимир ЗЕРНОВ, президент Ассоциации негосударственных вузов России, ректор Российского нового университета:

— Что мы хотим? В чём цель наша? Отказаться от Болонии? Нет, конечно. Хотим, чтобы наш выпускник был конкурентоспособен в любой точке мира, куда бы он ни попал, как и было при великом и могучем Советском Союзе. Зачем? Затем, чтобы весь мир видел, что мы готовим лучше.

Мы с вами постоянно спорим на одну и ту же тему: кто готовит лучше — мы или они? Капица в начале 1970-х провёл замечательный эксперимент. Он привёз из-за границы задачи, которых мы в СССР никогда не видели. И студенты Физтеха (одновременно почти 600 человек) засели решать их. А для того чтобы поступить в аспирантуру ведущих вузов США, нужно было решить то ли 3 задачи за 5 часов, то ли 5 задач за 3. Нам же дали чуть больше часа. В итоге я решил 13 задач и думал, буду одним из лучших в нашей группе. Увы, я был только в первой пятёрке. Правда, нужно отметить, что это была одна из лучших групп Физтеха.

То есть советская подготовка была на полтора-два порядка лучше, чем у наших основных конкурентов. Проведи сейчас подобный эксперимент, и в ведущих наших вузах результат, думаю, был бы примерно такой же.

Если мы возьмём и завтра скажем: всё, Болонской системы больше нет, как конкурентоспособность изменится? Да никак. Поэтому я предлагаю всё проанализировать, взять лучшее и откинуть то, что мешает развитию.


Человек, а не функция


Александр БУЗГАЛИН, заслуженный профессор МГУ им. Ломоносова, доктор экономических наук:

— Хочу поставить проблему, на мой взгляд, гораздо более сложную, чем та, которую мы сейчас обсуждаем. Болонская система — лишь пена. А что там внутри? Отнюдь не проблема бакалавров и магистров, там проблема унификации или как минимум сопоставимости программ. Если в области математики или физики это не такой уж болезненный вопрос, то в области общественных наук — вопрос принципиальный.

Если мы 30 лет учим по американской программе молодое поколение тому, что главная задача экономики — таргетирование инфляции, чему посвящаем аж три года, то, поверьте, выпускники именно это и будут делать на практике. Практически вся экономическая наука живёт по американским учебникам.

Если у нас останется унификация программ и мы не будем менять содержание гуманитарного образования, то результатов будет очень немного.

Но главное в другом. Система образования — это порождение общественно-экономической и политической систем. Если наши выпускники хотят уехать в Америку, то не потому, что их диплом позволяет это сделать, а потому, что там им лучше. Вопрос, как сделать так, чтобы им лучше было здесь?

Бакалавриат и магистратура — это то, что востребовано современной рыночной экономикой и политической системой. Нужны плохо обученные профессионалы, умеющие правильно выполнять функции в бухгалтерии, в школе... Нужны винтики рынка, винтики бюрократии. Они-то и востребованы современной Россией. И если у нас образование вдруг станет хорошим, а востребованными останутся другие люди, то будет клинч.

Образование может немножко улучшать систему, а может и наоборот. Сейчас — ухудшает. Но даже если мы изменим систему, но не изменим образование, результат будет небольшой. И образование будут ругать за то, что готовит не тех, кто нужен рынку и бюрократии. И правильно будут ругать.

Главный же вопрос в том, где мы живём, в какой стране? Образование здесь может кое-что скорректировать.

Мы готовим профессионального, умеющего правильно выполнять заданные рынком или международным стандартом функции специалиста, или же мы готовим личность, обладающую творческим потенциалом и социальной ответственностью? Если такую личность, то она за небольшим исключением нашему рынку не нужна. Но она востребована рынком китайским и западным. Российский же частный бизнес инновациями занимается разве что на капельку — как доктор экономических наук могу об этом сказать ответственно.

Итак, нам надо готовить таких думающих людей для страны или для человечества? Менделеев — это русский учёный или?.. Если мы будем работать только на себя, то нас не будут ни любить, ни уважать. И правильно сделают. Нельзя замыкаться. Если у нас напишут роман, который переведут на сто языков мира, — это будет для России важнее, чем победа в политической или военной конфронтации.

Советский Союз уважали не только потому, что у него была сильная армия, а потому, что кругом были выпускники наших университетов, потому, что советские фильмы были интересны всему миру, как и наши песни, музыка, книги… А Гагарин был символом планеты.

У нас образование по факту платное даже в государственном вузе. Ведь чтобы туда поступить, денег репетиторам надо будет заплатить больше, чем пойдёт на оплату вуза частного. Поэтому либо образование будет действительно бесплатным, общедоступным, — а это единственное условие формировать творческий потенциал у России сегодня — либо останется то, что есть.

У нас есть лишь несколько университетов, в которых можно получить образование мирового уровня. Если ты не абсолютный гений, обладающий огромным потенциалом расталкивать локтями всех остальных, а выходец из бедной семьи и депрессионного региона, то ты в такой вуз не попадёшь. Я преподаю на философском и на экономическом факультетах, где есть очень талантливые дети из бедных семей с периферии. Но их — разве что один на 50 — 100 человек. Остальные те, кого за счёт богатеньких родителей натаскали репетиторы. Вот проблема! С такой «элитарностью» пора кончать.

Вместо неё нужна эгалитарность, только она даёт высокое качество знаний и раскрывает настоящие таланты. Для того чтобы были у нас эйнштейны и пушкины, надо, чтобы у каждого ребёнка из любой деревни была возможность ими стать. Для этого нужны бесплатные подготовительные курсы, социальные стипендии и многое другое.

И ещё один очень важный компонент — демократизм управления. Если в науке, в образовании, в искусстве не будет реального самоуправления, выборности и сменяемости, контроля над доходами администрации, система тоже работать не будет.

Нужно готовить человека, а не функцию. Общедоступность, эгалитарность, реальный демократизм — всё это альтернативы коммерциализации, бюрократизации, менеджеризации образования.


Система, подобная смерти


Ирина СУХОЛЕТ, ректор АНО ВО «Институт современного искусства», профессор:

— В творческом образовании переход на Болонскую систему проходил особенно болезненно. Начиная с 2003 года творческие вузы боролись с Болонской системой, применение которой в нашей сфере, на мой взгляд, вообще невозможно. Что такое бакалавр оперного искусства или хореографии — никто понять не мог. Но переход произошёл. А сейчас у нас планируется, видимо, возврат. Кстати, у целого ряда творческих специальностей в вузах сохранился статус специалитета, что, безусловно, пошло им на пользу. Это актёрское искусство, режиссура кино, театра, музыкальная звукорежиссура и так далее.

Было создано огромное количество всяких стандартов, большой методический материал, от которого мы сейчас собираемся отказаться. За какое время это можно сделать? Я разговаривала с коллегами, они считают, что нам и пяти лет не хватит, чтобы мы могли вернуться обратно. Но не везде в этом есть необходимость.

Что из себя представляют бакалавр и магистр хореографического искусства? Бакалавр может работать как педагог, например, с различными детскими и самодеятельными коллективами, а магистр — это тот, кто может заниматься в том числе и управлением в сфере хореографического образования. Всё это логично. Но есть вещи, которые нелогичны совершенно. Например, в оперном пении. У нас есть академическое пение (бакалавриат), оперное пение (специалитет), академическое пение (магистратура). Почему всё выстроено именно так — абсолютно неясно. Здесь, наверное, нужно возвращаться к специалитету. Только вопрос: сколько на это уйдёт времени?

А что будет с теми, кто окончил бакалавриат и не смог пойти в магистратуру? У них что, неполное высшее образование? Как вообще будет решаться их судьба, в том числе и в творческой сфере? Мы уже видим, что ни на какие административные должности этих людей не приглашают — там нужна только магистратура.

Ещё одна опасность — это американская система «2 плюс 2». В творческом образовании она смерти подобна. Что получится, если два года заниматься общегуманитарными предметами и лишь потом начать играть на фортепиано или петь?.. Это же просто невозможно…

Также хотелось бы обратить внимание на то, что в творческой сфере очень высокий конкурс, интерес к этим профессиям по-прежнему очень большой. В московских школах появилась даже некая творческая вертикаль, которая сейчас активно внедряется. И снова вопросы: а зачем нам столько людей с творческим образованием, какие специалисты в этой сфере нам нужны, где они будут востребованы? Считаю, что здесь должен быть сформулирован государственный заказ.
 



Rambler's Top100