Чем дальше отстоят от нас исполненные драматизма августовские дни 1998 года, тем яснее и отчётливее причины и последствия происшедшей тогда катастрофы на финансовом рынке России. Одно из открытий, которое делаешь, снова погружаясь в подробности тех событий, — история никого ничему не учит. Важнейшие параметры финансовой да и в целом экономической политики нынешней России по некоторым ключевым характеристикам мало отличаются от курса, которым следовало в пух и прах обанкротившееся правительство Ельцина.
Чтобы дать адекватную оценку событиям тех десятилетий, достаточно обратиться к бесстрастным цифрам, которые опубликованы на официальном сайте Росстата. К примеру, такой показатель, как «Индекс потребительских цен» (ИПЦ), используется в качестве характеристики уровня инфляции в России. Её уровень в декабре 1991 года (к декабрю 1990-го) составил 260,4%. Попросту говоря, за год цены выросли в 2,6 раза.
Но это были ещё цветочки. Декабрьский ИПЦ 1992 года (к предыдущему декабрю) составил уже 2608,84%, то есть цены за год выросли в 26 раз! Причём речь идёт как о продовольственных, так и о непродовольственных товарах и об услугах. В течение всего лишь года были фактически уничтожены все рублёвые сбережения населения огромной страны. Такой оказалась цена, которую заплатил народ за развал Советского Союза и реванш капитализма.
Но даже такая беспрецедентная конфискация всего и вся была лишь прологом, прелюдией к последовавшей затем социально-экономической катастрофе 1990-х, мощнейшим аккордом которой стал дефолт 1998 года.
После перестроечной эйфории и развала СССР наступила суровая экономическая реальность. В течение четырёх лет (1992—1995) России предстояло погасить почти 60 млрд долл. внешних долгов. Чтобы избежать российских технических дефолтов, кредиторы (прежде всего члены Парижского и Лондонского клубов) всё это время, не объявляя суверенного дефолта, предоставляли отсрочки платежей. Всего до заключения всеобъемлющих соглашений о реструктуризации только в рамках Лондонского клуба была предоставлена двадцать одна 90-дневная отсрочка платежей.
Между тем, по состоянию на 1 января 1993 года Росстат оценивает размер международных резервов России в сумму в 4,5 млрд долларов. И только ребёнок мог не понимать, что настоящие богатства России на порядки больше названной цифры. Надо лишь удобно упаковать их, чтобы скупить и вывезти по дешёвке, пока русские не опомнились.
Первоочередной задачей открывших офисы в Москве крупнейших американских и британских консалтинговых компаний, которые и формировали социально-экономическую политику ельцинского режима, было наладить гарантированный и постоянный финансовый поток валютных ценностей из России на Запад. Для достижения этой цели и были проведены ключевые экономические реформы в России: тотальная приватизация и создание инфраструктуры фондового рынка по западным образцам.
К примеру, офис русско-американской компании «Тройка-диалог», которая самым активным образом занималась превращением крупнейших российских предприятий в открытые акционерные общества, находился буквально на заднем дворе министерства иностранных дел, в ста метрах от его парадного подъезда.
Акции открытых акционерных обществ — «Лукойл», «Сургутнефтегаз», РАО «ЕЭС России», «Сбербанк», «Газпром» и других — активно скупались нерезидентами по бросовым ценам. К примеру, акции «Лукойла», которые сейчас торгуются на бирже примерно за 6100 руб. (64,3 доллара США), в 1998 году можно было купить по 20 центов, а в дни дефолта даже по 8 центов. В октябре же 2021 года (до СВО) «Лукошка» стоила более 100 долларов за акцию.
Поэтому, когда сегодня политики с пафосом говорят о выводе из России более триллиона долларов за пореформенные годы, следует не забывать: это лишь верхушка айсберга. Так, по данным РБК на сентябрь 2022 года, 74% акций российских компаний, которые торгуются на бирже, принадлежат нерезидентам из недружественных стран. В июле же 2021 года доля свободно продаваемых и покупаемых российских акций, принадлежащих иностранцам, оценивалась Мосбиржей более чем в 80%.
Это и есть настоящий результат ельцинских реформ: миллионы россиян — теперь всего лишь наёмные работники у западных собственников крупнейших предприятий России, которые создавались усилиями всего народа.
А тогда, в 1990-е, западные «консультанты» играли в долгую и не торопились сразу банкротить нашу страну: для этого был не лучший момент. Конец 1980-х — начало 1990-х годов — это череда мировых экономических кризисов. В 1987-м — «чёрный понедельник» в США, когда за один день (19 октября) промышленный индекс Доу Джонса потерял 22,6%. Такого не было никогда в истории. Обвал покатился по всему миру: фондовые биржи Австралии потеряли к концу октября 41,8%, Канады — 22,5%, Гонконга — 45,8%, Великобритании — 26,4%. СССР обвал не затронул, потому что в нём не было ещё никаких бирж и обменников.
Зато из года в год неуклонно снижались нефтяные котировки, что ударяло и по нам. Если в 1983 году среднегодовая цена нефти марки Brent составляла 29,55 доллара США за баррель (по данным British Petroleum), то в 1991-м — 20, в 1992-м — 19,32, 1993-м — 16,97, в 1998-м — 12,72 доллара. Это было «нефтяное дно», и дефолт произвели именно в тот момент — не раньше и не позже!
По мнению ряда исследователей, в частности такой точки зрения придерживается А. Топильская из Финансового университета, одним из детерминантов кризиса 1998 года стала массовая приватизация. Большинство предприятий были неликвидными, реальный сектор экономики демонстрировал низкие экономические показатели. В результате государственный бюджет был не в состоянии выполнять свои обязательства. Это и побудило правительство ускоренными темпами организовать рынок государственных ценных бумаг по аналогии с американским, чтобы с его помощью занимать деньги у предприятий и граждан, в том числе у иностранцев.
В 1993 году Московская межбанковская валютная биржа (ММВБ) стала торговой площадкой для ГКО — государственных казначейских облигаций, которые с периодичностью в неделю-две эмитировал минфин РФ. Облигации были бездокументарными, то есть они существовали в виде записей в реестре минфина и торговались на бирже в электронном формате. В момент купли-продажи в реестре производилась соответствующая запись о смене владельца ценной бумаги.
В день эмиссии очередной серии ГКО (по средам) происходил аукцион, на котором определялась «цена отсечения», иными словами, определялся размер премии для участников аукциона, которую они могут получить, дождавшись погашения госбумаги в определённый срок. Размер премии зависел от экономической и политической ситуации в стране в тот конкретный момент от потребностей минфина в деньгах. Чем хуже ситуация — тем выше премия, и тем выше была доходность ГКО к погашению.
Со временем минфин также начал эмитировать ещё один вид госбумаг — ОФЗ (облигации федерального займа), которые предусматривали купонные выплаты: инвестор зарабатывал не только на дисконте при размещении бумаги на бирже, но и на купонах, которые обычно начислялись ежеквартально. Первоначально номинал ГКО и ОФЗ равнялся 100000 рублей, в 1994—1997 годах — 1 млн рублей, а с января 1998 года, после деноминации, — 1 тыс. рублей.
Сроки обращения госбумаг на ММВБ имели 14 вариантов: от одной до двух недель и от одного до двенадцати месяцев. Таким образом, самая «длинная» госбумага имела годовой срок обращения (скажем, в США «длинные» облигации погашаются через 10—30 лет). Это были «короткие», а потому очень рисковые спекулятивные займы: государство по сути «занимало до получки» у предприятий и граждан.
В связи с тем, что РФ на аукционах вынуждена была предлагать инвесторам привлекательные условия, выгодность некоторых выпусков гособлигаций поражает воображение. Так, доходность от владения ГКО серии №23001 (годовой), выпущенной в 1994 году, достигала 3000—5000% годовых за период до двух месяцев с момента размещения облигации. Доходность к погашению почти всякой годовой облигации из-за относительно большого срока до погашения (двенадцать месяцев) достигала порядка 300% годовых.
То был звёздный час для банкиров! При показателе достаточности капитала в 5% банк, имея собственный капитал размером, к примеру, в 1 млн рублей, мог оперировать средствами клиентов в 20 млн рублей. И если половину средств на счетах его клиентов он отправлял на рынок ГКО и получал на этом 300% годовых, то доходность капитала банка составляла 3000% годовых. При этом никаких рисков банк, по сути, не нёс, так как считалось, что вкладывать деньги в ГКО абсолютно безопасно, потому что возврат средств гарантировало государство.
Очень быстро почти все деньги банков страны оказались на рынке ГКО. Никому не было выгодно вкладывать их в развитие предприятий и производств: ни одна отрасль экономики не давала столь высокую доходность при почти полном отсутствии риска. К примеру, рентабельность промышленного производства в те годы составляла лишь 9,2%. Банкиры же фактически выкачивали свою прибыль из госбюджета России без всякого риска, пользуясь властью, которая была названа «семибанкирщиной». Рынок ГКО—ОФЗ работал преимущественно на приближённые к Кремлю банки.
Кроме того, с большой охотой скупали ГКО и ОФЗ рисковые зарубежные спекулянты — нерезиденты. Фактически на этом рынке они получали доходность до 100—300% годовых в валюте (почему валютная доходность была столь высока, поясним чуть позже). Периодически они выводили полученную прибыль домой, и это приводило к регулярным обвалам курса рубля к иностранным валютам. С начала 1994-го по июль 1998 года он снизился вдвое: с 3 до 6,28 рубля за один доллар.
Постепенно рынок гособлигаций начал приобретать свойства классической финансовой пирамиды: для того чтобы погасить предыдущие выпуски облигаций, минфин эмитировал всё новые и новые серии госбумаг. «В 1994—1998 гг. в России в связи с реализацией жёсткой денежной политики и пресечением финансирования бюджетных дефицитов посредством эмиссии наличности <…> объём размещения ГКО — ОФЗ вырос со 160 млрд рублей в 1995 г. до 502 млрд рублей в 1997 г.» («Гипотеза финансовой нестабильности: теоретическое содержание и реалии постсоветской России», «Всероссийский экономический журнал ЭКО», 2016 г.).
«Российский государственный внутренний долг (ГКО—ОФЗ) за период 1994—1998 гг. вырос примерно в 30 раз, превысив 435 млрд рублей в канун августовского кризиса 1998 г.» («Модель динамики государственного долга России», Экономический журнал ВШЭ, №2, 2000 г.).
Следует обратить внимание на то, что правительство России уже в те годы, действуя по инструкциям МВФ, боролось с инфляцией и бюджетным дефицитом жёсткими монетарными методами. Чрезмерно ограничительная монетарная политика в годы, предшествующие кризису 1998-го, породила массовые неплатежи и бартер из-за нехватки денег в экономике. С одной стороны, минфин ударными темпами выращивал пирамиду ГКО, высасывая свободные средства у банков и предприятий, а с другой стороны, Центробанк то и дело дёргал вверх кредитную ставку. Нечто аналогичное, правда, в другом масштабе цифр, мы наблюдаем и теперь. Страдала вся Россия, а «в шоколаде» были банкиры и спекулянты-нерезиденты.
Динамика ставки ЦБ РФ в те годы менялась так:
В отдельные месяцы ставку лихорадочно повышали на 10—20% не один раз, а несколько (например, смотрите данные за июнь в 1993—1994 годах). Чего было в этих действиях больше: паники, непрофессионализма или желания навредить — это вопрос для будущих исследователей данного периода истории. Нам лишь остаётся разводить руками и удивляться настойчивости в осуществлении жёсткого монетарного курса, который сопровождался строительством государственной финансовой пирамиды.
Существуют данные о том, что правительство и Центральный банк предпринимали в начале 1998 года попытки скупить по дешёвке российские долги, перезаняв необходимые средства у кредиторов. Иррационализм подобных действий очевиден: покупая собственный долг ниже номинала, правительство призывало инвесторов действовать в том же направлении: стремиться получить максимальную доходность на рынке ГКО. Эмитент, купивший с дисконтом собственный долг, не найдёт на свободном рынке покупателя, согласного на приобретение по номиналу его облигации.
Пирамидой государственных обязательств сегодня никого не удивишь. Американцы, учителя наших горе-финансистов, по состоянию на 4 августа 2023 года, нарастили свой государственный долг (в основном он оформлен в виде гособлигаций или бондов, как говорят американцы) до 32 трлн 603 млрд долларов. Всего пятью годами ранее — 6 августа 2018 года этот долг составлял 21 трлн 305 млрд долларов. А 30 сентября 1993 года — лишь 4,3 трлн долларов. Пирамида? Конечно же, пирамида!
Но есть одно принципиальное отличие американской государственной финансовой пирамиды от той, которую возвели наши доморощенные борцы с инфляцией: американцы расплачиваются с нерезидентами своими родными долларами, которые они же и эмитируют. Поэтому они всегда расплатятся за ЛЮБОЙ объём государственной задолженности в долларах.
Наши же мастера перехитрили самих себя. По совету МВФ, якобы в целях борьбы с инфляцией, Россия приняла на себя ограничения на право эмиссии собственной валюты в соответствии с системой «currency board». Сколько валюты в страну поступало — столько рублей (по курсу) и мог эмитировать Центробанк (сейчас делается почти то же самое). Рубль уже тогда фактически привязали к якорной валюте — доллару США, поэтому и в магазинах появились ценники с указанием стоимости товара в «у.е.». А тем временем минфин, продавая свои ценные бумаги с доходностью 300% годовых, фактически гарантировал аналогичную доходность в долларах США.
Доктор экономических наук, действительный член РАЕН профессор А.Д. Смирнов по данному поводу не без ехидства заметил: «Самой большой «неожиданностью», если так можно выразиться, российского дефолта 1998 года явился отказ от платежей именно по внутреннему долгу. Событие — более чем интересное и удивительное. Нехватка валютных резервов, ведущая к дефолту по внешнему долгу, для развивающейся, а в России стагнирующей, переходной экономики — неприятное, но вполне понятное и объяснимое явление. <…> Россия же, по крайней мере формально, не была лишена права чеканить свою собственную монету. Действительно, несколько странно, что государство, способное свободно эмитировать рубли, отказывается по каким-то причинам оплачивать рублями свои рублёвые долги. <…> Более естественно (и, возможно, не столь дорого) ввести временно режим ограниченной конвертации, чем объявлять скандальный дефолт и провоцировать коллапс банковской системы».
По мнению ведущих учёных-экономистов, правительство, проводящее даже в переходной экономике ответственную политику на рынке государственных долгов в национальной валюте, В ПРИНЦИПЕ НЕ МОЖЕТ оказаться на грани фактического дефолта.
Но, судя по всему, использование возможностей рублёвой денежной эмиссии (или, как говорят финансисты, «эмиссии сеньоража») для покрытия долга по ГКО даже не обсуждалось. И именно в период кризиса денежная эмиссия в России резко сократилась: за июль — август 1998 года прирост денежного агрегата М2 составил отрицательную величину — 16,4 млрд рублей, то есть количество денег в стране резко снизилось. Это дополнительно обострило проблему ликвидности, что привело к краху рынка государственного долга и рынка акций.
Между тем расчёты академика А.Д. Смирнова показывают, что государство могло полностью возвратить номинал государственного долга в 387,1 млрд рублей, если бы денежная эмиссия за 1998 год составила 140,8 млрд рублей, а не 74,2 млрд рублей, как имело место в действительности. Кроме того, оно получило бы дополнительно премию в 270,4 млрд рублей от переоформления государственного долга.
Однако люди, которые в те годы принимали финансовые решения, руководствовались, видимо, не интересами государства. Иначе как объяснить тот факт, что незадолго до дефолта в январе 1998 года вступил в действие новый порядок работы нерезидентов на рынке ГКО—ОФЗ. Согласно ему, были отменены ограничения на срок вложения средств в облигации на период репатриации прибыли. Кроме того, ЦБ РФ передал коммерческим банкам права по гарантиям иностранным инвесторам по валютной доходности их вложений, то есть право страховать их от валютного риска. Это то, о чём мы говорили выше: гарантировалась доходность в иностранной валюте. При этом также снимались всякие ограничения на вывод валюты из страны. Так в чьих интересах принимались подобные решения?! Чиновники объясняли, что делается это якобы «для создания благоприятного инвестиционного климата в России».
С января по май 1998 года объём ГКО и ОФЗ в обращении вырос почти на 12%, или с 16,5% до 18,4% ВВП. К середине июля цены ГКО—ОФЗ упали практически до уровня дефолта. Номинальная доходность облигаций превысила 120% годовых, годовые выпуски облигаций практически потеряли ликвидность и предлагались к покупке по ценам 300% годовых и выше. Одновременно усилился отток денежных средств нерезидентов из страны, возросла опасность девальвации рубля.
«Стремясь повысить доверие иностранных инвесторов к российским ценным бумагам и снизить уровень валютного риска», как заявляли тогда официальные лица, 24 июля 1998 года правительство РФ, после получения от МВФ стабилизационного кредита, провело добровольную конвертацию части рублёвого внутреннего долга в еврооблигации на общую сумму около 27,5 млрд рублей. Что это, если не предоставление иностранцам баснословной доходности в валюте за счёт российских налогоплательщиков?! А ведь это порядка 5 млрд долларов — больше, чем ЗВР России в 1993 году.
В условиях разраставшегося в то время мирового финансового кризиса и усиливающегося оттока капитала с рынков развивающихся стран все эти меры облегчили вывод валютных средств из России, способствовали повышению неустойчивости рынка. А попросту говоря, вышеперечисленные правительственные меры и программы служили всё более эффективному разграблению России.
Ну а дальше всё пошло-поехало с утроенной скоростью. В августе 1998 года в РФ сложилась ещё более тяжёлая финансовая ситуация. Обслуживание государственного долга требовало в течение месяца затрат на 35 млрд рублей, тогда как в бюджет могло поступить лишь 23—24 млрд. Задолженность по зарплате по стране на 1 августа 1998-го превысила 75 млрд рублей.
7 августа Всемирный банк согласовал для России кредит на структурную перестройку экономики (было немедленно перечислено 300 млн долларов). Но этого правительству было недостаточно, чтобы стабилизировать ситуацию, а о более значительном транше от МВФ договориться не удалось. 11 августа торги в РТС (Российской торговой системе, где торговались акции предприятий за валюту) пришлось остановить из-за обрушения цен на отечественные ценные бумаги. 12 августа обвал курса рубля принял неуправляемый характер, очереди в обменные пункты нарастали.
В пятницу, 14 августа 1998 года, президент России Борис Ельцин дал однозначный ответ на вопрос агентства «Интерфакс»: «Девальвации рубля не будет. Это твёрдо и чётко. Моё утверждение — не просто моя фантазия, и не потому, что я не хотел бы девальвации. Моё утверждение базируется на том, что всё просчитано. Работа по отслеживанию положения проводится каждые сутки. Положение полностью контролируется».
А уже в понедельник, 17 августа, председатель правительства Сергей Кириенко (получивший в результате прозвище «киндер-сюрприз») заявил о введении комплекса мер, «направленных на нормализацию финансовой и бюджетной политики». Фактически это означало дефолт и девальвацию рубля. На 90 дней приостанавливалось выполнение обязательств перед нерезидентами по кредитам, по сделкам на срочном рынке и залоговым операциям. Купля-продажа ГКО на бирже прекратилась. Одновременно Банк России объявил о переходе к плавающему курсу рубля в пределах валютного коридора от 6 до 9,5 рубля за доллар.
В среду, 19 августа, состоялся и сам дефолт: по очередному погашаемому выпуску ГКО деньги инвесторам не перечислили. В разъяснениях министерства финансов РФ, опубликованных 28 августа, говорилось о реструктуризации всех ценных бумаг со сроком погашения до 31 декабря 1999 года. Таким образом, рынок ГКО—ОФЗ перестал существовать. Сотни миллиардов рублей, принадлежавшие гражданам и предприятиям, оказались заморожены, а фактически конфискованы.
Курс рубля за считанные дни упал в полтора раза. Если в день заявления Ельцина доллар можно было купить за 6,3 рубля, то уже 29 августа курс перевалил за 7,90, а 29 декабря 1998 года официальный курс составил 20,99 рубля за доллар США. Всего за 4 месяца национальная валюта России была девальвирована более чем втрое. Официальный уровень годовой инфляции в декабре 1998 года составил 184,43%.
Цены на потребительские товары значительно изменились. Например, десяток яиц до кризиса стоил 14,94 рубля, а после — уже 24,5 рубля; мясо подорожало в 3,9 раза: докризисная цена составляла 30,04 рубля, а после — 115,77 рубля.
Что касается тех инвесторов, которые, так сказать, «попали под каток» дефолта, то у многих из них всё сложилось прекрасно: в обещанный ранее срок (в 1999 году и позже) государство с ними расплатилось, и они даже сумели получить немалую прибыль в пересчёте на валюту. Другое дело, что некоторым из них деньги нужны были немедленно, сейчас, и поэтому из-за объявленного дефолта они вынуждены были объявить о банкротстве: с августа по декабрь 1998 года было закрыто 98 банков. Понятно, что при этом пострадали не только банкиры, но и их клиенты.
Созданная в соответствии с Постановлением Совета Федерации Федерального собрания РФ от 15 октября 1998 года комиссия по расследованию причин, обстоятельств и последствий принятия решений правительства и ЦБ от 17 августа 1998 года провела шесть официальных заседаний. Были заслушаны начальник департамента ценных бумаг министерства финансов Российской Федерации Б.И. Златкис, заместитель председателя правления ОАО «Газпром» С.К. Дубинин, первый заместитель председателя правления Центрального банка РФ А.А. Козлов, председатель федеральной комиссии по рынку ценных бумаг Д.В. Васильев, генеральный директор Международной межбанковской валютной биржи А.В. Захаров, первый заместитель министра финансов РФ О.В. Вьюгин. Отказались выступить на заседании временной комиссии С.В. Кириенко, Е.Т. Гайдар, А.Б. Чубайс.
В опубликованном комиссией итоговом документе, который, как свидетельствуют участники событий, готовил академик С.Ю. Глазьев, в частности говорится:
«В ходе подготовки решений от 17 августа А.Б. Чубайсом по согласованию с Председателем Правительства Российской Федерации и Председателем Центрального банка Российской Федерации без каких-либо утверждённых в установленном порядке директив и соблюдения необходимых требований национальной безопасности велись консультации с руководителями иностранных финансовых организаций, имеющих свои интересы на российском финансовом рынке. Им была передана информация конфиденциального характера, сознательно скрывавшаяся от российских участников рынка, представительных органов государственной власти, общественности. При этом не было принято необходимых мер, исключающих использование этой информации нерезидентами в коммерческих целях и в ущерб национальным интересам России.
Таким образом, проекты государственных решений, таящие огромные негативные последствия для участников рынка, келейно обсуждались с представителями иностранных финансовых институтов, а российские инвесторы, представительные органы государственной власти, субъекты Российской Федерации дезинформировались руководителями Правительства Российской Федерации и Центрального банка Российской Федерации в отношении проводимой ими политики и устойчивости финансового рынка.
То есть при подготовке решений было допущено сознательное раскрытие конфиденциальной информации узкой группе заинтересованных лиц, включавшей руководителей некоторых коммерческих банков и представителей иностранных финансовых институтов, которые могли использовать эту информацию в коммерческих целях в ущерб другим участникам рынка и государственным интересам. <…>
Решения от 17 августа были приняты в нарушение гражданского законодательства, предусматривающего невозможность одностороннего расторжения договоров. В частности, были нарушены статьи 310 и 817 Гражданского кодекса Российской Федерации. <…>
Общие потери ВВП, связанные с негативными последствиями решений от 17 августа, можно оценить в сумму свыше 300 млрд рублей в текущих ценах. <…>
Возникла реальная угроза утраты национального контроля за рынком ценных бумаг — важнейшей составляющей рынка капитала, что со временем может повлечь за собой утрату национального контроля за основными отраслями российской экономики. Следствием этого станет утрата самостоятельности России в обеспечении собственного социально-экономического развития. Указанные последствия решений от 17 августа основательно подрывают экономическую безопасность страны и создают серьёзные долгосрочные угрозы национальной безопасности в целом. <…>
По масштабу нанесённого ущерба и глубине негативных последствий для населения России, государства и экономического развития страны решения от 17 августа следует рассматривать как тягчайшее преступление против общества и государства».
Россия только теперь пытается выйти из системного кризиса, в который она вошла примерно в 1988—1989 годах, когда возобладало убеждение в том, что наш лучший друг — США. Именно тогда была подрублена под корень советская политическая и экономическая система, что привело в итоге к банкротству 1998 года. По своей глубинной сути дефолт был крупнейшей политической и экономической операцией с целью завершить передел собственности в России в пользу нерезидентов и в максимальном объёме вывести из страны валютные ценности.
Старейшему ныне живущему американскому политику Генри Киссинджеру принадлежат слова: «Враждовать с США опасно. Но дружить с США — смертельно опасно». История российского дефолта-1998 — яркое тому подтверждение.
