| < Предыдущая | Следующая > |
|---|
Господа из клуба любителей эфирной словесности, увлечённо рассуждающие о нашем великом былом, обязательно напомнят нам: «Большое видится на расстоянье». При всём своём очаровании этот есенинский афоризм, извлечённый из «Письма к женщине» поэта, ни в коей мере неприложим к реальной истории. Она подчиняется правилу прямо противоположного свойства: чем дальше от нас эпохальное событие, тем больше мифов о нём. И, бродя между ними, вдруг обнаруживаешь, что Его Величество Факт свергнут с престола, а нагло ухмыляющийся самозванец успел водрузить себе на голову корону.
Никто из солдат и офицеров бригады полковника Бурмакова, с боями продвигавшихся в январе 1943-го к сталинградскому универмагу, в подвале которого укрылся командующий 6-й армией вермахта Фридрих Паулюс со своим штабом, и представить не мог, что дело о месте пленения фельдмаршала спустя десятилетия будет рассматриваться — с ума сойти! — в суде. Но ничего не поделаешь, настал XXI век, и в постсоветской России появился ревизор нового образца — ревизор истории. Человек с железной хваткой прожжённого дельца, он ради извлечения прибыли был готов перелицевать прошлое Отечества. На сей раз ему пришлось выступать в роли истца, требовавшего изгнать тень Паулюса из подземелья. Не будем останавливаться на деталях этого сражения на правовом поле. «Правда» уже рассказывала о нём в статье «Почему не приватизировали сапоги фельдмаршала», опубликованной в №20 25—28 февраля 2022 года.
Приглашение к самоубийству
Излагая хронику событий 80-летней давности, постараемся строго следовать документальным свидетельствам. Начнём, пожалуй, с книги Хайнца Шрётера «Сталинград. Великая битва глазами военного корреспондента» (М., «Центрполиграф», 2004). В ней рассказано о пути 6-й армии вермахта — от победоносного марша по Западной Европе до унылого шествия пленённых Красной Армией в междуречье Волги и Дона десятков тысяч немецких солдат, офицеров, генералов. А ведь это для них германские мастера геральдики готовили специальную награду.
В центре ордена военный художник Эрнст Айгенер изобразил бункер с руинами волжского города, к которым обращено лицо мёртвого солдата. Каску солдата обвивала колючая проволока, а поперёк всего эскиза прямыми буквами написано: «Сталинград». Как утверждает Шрётер, проект был отклонён ставкой фюрера: «Слишком деморализующе». Айгенер в возрасте 37 лет погиб — это было 20 ноября 1942 года. Он остался там, где позднее хотел построить себе дом, — недалеко от Калача. «Звёзды вечны, но люди поступают так, будто завтра их здесь уже не будет», — писал Айгенер за три часа до своей смерти.
От эпитафии перейдём к эпилогу книги военного корреспондента: «Сталинград, бывший ещё вчера передним краем обороны, по прошествии ночи превратился в перевалочный пункт. Для одних здесь жизнь закончилась, для других начиналась новая жизнь — многого в этой жизни уже не будет, останется лишь то, что вечно. По матушке Волге вновь скоро поплывут корабли, которым не будет грозить огонь артиллерийских орудий… На стене универмага будет установлена мемориальная доска, на которой, может быть, будет написано: «В этом доме… капитулировало командование фашистских оккупантов и сдалось в плен героической Красной Армии».
Что же происходило в подвале универмага накануне капитуляции? 30 января 1943 года отсюда отправляют адресованные Гитлеру радиограммы. Текст их приводится в мемуарах полковника Вильгельма Адама «Трудное решение» (М., «Прогресс», 1967):
«6-я армия, верная присяге Германии, сознавая свою высокую и важную задачу, удерживает позиции за фюрера и отечество. Паулюс».
«По случаю годовщины взятия власти (30 января 1933 года Гитлер стал рейхсканцлером Германии. — В.Р.) 6-я армия приветствует своего фюрера. Над Сталинградом ещё развевается флаг со свастикой. Пусть наша борьба будет нынешним и будущим поколениям примером того, что не следует капитулировать даже в безвыходном положении, тогда Германия победит. Хайль, мой фюрер. Паулюс, генерал-полковник».
А через несколько часов к советскому танку, стоящему напротив универмага, направится, размахивая белым флагом, немецкий парламентёр…
Подробности бесславного финала германской армии зафиксированы Адамом: «31 января 1943 года, 7 часов утра. Медленно наступил тусклый рассвет. Паулюс ещё спал. Только я хотел тихо встать, как в дверь постучали. Паулюс проснулся. Вошёл начальник штаба. Он подал генерал-полковнику лист бумаги и сказал:
— Поздравляю вас с производством в фельдмаршалы. Это последняя радиограмма, она пришла рано утром.
— Должно быть, это — приглашение к самоубийству. Но я не доставлю им этого удовольствия, — сказал Паулюс, прочитав бумагу.
Шмидт продолжал:
— Одновременно я должен доложить, что русские пришли.
Сказав это, Шмидт сделал шаг назад и открыл дверь. Вошёл советский генерал с переводчиком».
Тем самым генералом был начальник штаба нашей 64-й армии Иван Ласкин. Вот что он рассказывает в книге «На пути к перелому» (М., «Воениздат», 1977): «Мы сразу увидели Паулюса. Одетый в шинель, он, заложив назад руки, медленно шагал от двери в противоположную сторону. Я вошёл в комнату. Паулюс повернулся к двери и, увидев меня, остановился… Фельдмаршал был выше среднего роста, худощавый, пожалуй, излишне прямой, подтянутый, выхоленный. Сейчас лицо его было бледно. Он смотрел на нас усталыми глазами. Я назвал себя и объявил его пленником».
Иван Ласкин предупредил: к 9 утра все обитатели бункера должны быть готовы к отъезду.
«Большой въезд в подвал был закрыт и охранялся часовым Красной Армии. Дежурный офицер разрешил мне с водителем пройти во двор, где стояли автомашины, — продолжает своё повествование адъютант Паулюса полковник Адам. — Поражённый, я остановился. Советские и немецкие солдаты, ещё несколько часов назад стрелявшие друг в друга, во дворе мирно стояли рядом, держа оружие в руках или на ремне. Но как потрясающе разнился их внешний облик».
Ну а дальше — зарисовка с натуры: «Немецкие солдаты — ободранные, в тонких шинелях поверх обветшалой форменной одежды, худые, как скелеты, истощённые до полусмерти фигуры с запавшими, небритыми лицами. Солдаты Красной Армии — сытые, полные сил, в прекрасном зимнем обмундировании. Внешний облик солдат Красной Армии казался мне символичным — это был облик победителя. Советские солдаты среди развалин своего разрушенного немцами города вытаскивали из карманов и предлагали немецким солдатам, этим полутрупам, свой кусок хлеба, папиросы и махорку».
Ровно в 9 часов Иван Ласкин прибыл, чтобы забрать и доставить Паулюса и остальных обитателей бункера в штаб 64-й армии, размещавшийся на южной окраине Сталинграда. После допроса фельдмаршала командующий 64-й армией генерал Михаил Шумилов пригласил его вместе со Шмидтом и Адамом на обед. Уже смеркалось, когда пленников отправили в путь по маршруту, конечный пункт которого был известен только советскому конвою.
Воскресший после траура
«Если мы поступимся им — Сталинградом, то поступимся, собственно, всем смыслом этой кампании», — заявлял Гитлер. Его последние надежды развеял экипаж немецкого самолёта-разведчика, направленного в район Сталинграда. 2 февраля 1943 года, около 15 часов, с его борта поступило сообщение, что там «боевых действий больше не наблюдается». Германия погрузилась в траур. Страна оплакивала Фридриха Паулюса и остальных «героев нации», павших вдали от родины.
Однако новоиспечённый фельдмаршал, которому фюрером было предписано взойти на сталинградскую голгофу, вопреки ожиданиям, воскрес. Иоахим Фест в книге «Гитлер. Биография. Триумф и падение в бездну» (М., «Вече», 2006) пишет, что возмущение фюрера поведением Паулюса вылилось в такой пассаж: «… Какую лёгкую жизнь он себе выбрал!.. Настоящий мужчина должен застрелиться, подобно тому, как раньше полководцы бросались на меч, если видели, что дело проиграно.
А где же находился Паулюс, когда на родине его сначала проводили в рай, а потом под проклятия нацистских бонз — в ад? На хуторе Заварыгин, неподалёку от штаба генерал-полковника Константина Рокоссовского, командующего Донским фронтом. Здесь фельдмаршал и его спутники оказались под неусыпным присмотром офицеров НКВД, которым вменялось в обязанность докладывать в Москву о самочувствии и настроении пленника №1 и капитулировавших вместе с ним генералов вермахта.
Процитируем приложение 21, включённое в книгу Владимира Марковчина «Фельдмаршал Паулюс: от Гитлера к Сталину» (М., «Детектив-пресс», 2000):
«Заместителю народного комиссара внутренних дел СССР комиссару государственной безопасности 3-го ранга тов. Абакумову.
Согласно вашему распоряжению, в помещения, занимаемые пленными немецкими генералами, были помещены оперативные работники. К Паулюсу, Шмидту — оперуполномоченный КРО (контрразведывательное отделение. — В.Р.) — мл. лейтенант госбезопасности Тарабрин, хорошо знающий немецкий язык, и уполномоченный Нестеров. Тарабрину дано задание, не обнаруживая знания немецкого языка, фиксировать все разговоры пленных между собой, оформляя это в виде дневника (прилагается)...
Обо всём вышеизложенном информированы представитель Ставки маршал артиллерии Воронов и член Военного совета генерал-майор Телегин.
Зам. начальника особого отдела НКВД Донского фронта майор государственной безопасности Казакевич».
21 февраля 1943 года спецпоезд увёз генералов и полковников 6-й и 4-й армий вермахта сначала в Москву, а затем — в подмосковный город Красногорск. Там фельдмаршала поселили в отдельном доме. Как и на хуторе Заварыгин, его досуг скрашивают беседы с Адамом и Шмидтом. Но не только. 2 марта 1943 года Паулюс начинает вести дневник, которому он доверяет свои потаённые мысли. Спустя 20 дней там появляется такое признание: «Я являюсь и останусь настоящим фашистом».
У каждого человека есть некий внутренний компас, стрелка которого колеблется под воздействием определённых групп влияния. Если присмотреться к окружению фельдмаршала, то там легко обнаружить два разнополюсных источника воздействия на него. С одной стороны, германские военачальники, не отрёкшиеся от нацизма, несмотря на жестокие уроки сталинградского «котла». С другой — офицеры и генералы Главного управления по делам военнопленных и интернированных (ГУПВИ) НКВД, до сих пор именующиеся неолибералами не иначе, как «безжалостные служаки Сталина».
Документы, а они составляют две трети книги Владимира Марковчина «Фельдмаршал Паулюс: от Гитлера к Сталину», позволили отмыть от наносившейся в течение долгих лет чёрной краски портреты «людей без лица», которым выпало заниматься, говоря языком современных учёных мужей, мировоззренческой трансформацией попавшего в русский плен генералитета вермахта. И перед нами предстали не костоломы, а искусные мастера психологических единоборств, чувствующие, когда надо отступить на шаг, когда перейти в атаку. Однако не будем углубляться в метафизические дебри — там легко заблудиться в трёх соснах! Историческое исследование — не учебное пособие, излагающее методы ведения тихой, без выстрелов, войны, на фронтах которой происходят столкновения идеологических убеждений, национальных характеров, сословных и профессиональных традиций. Но некоторые секреты тактики сотрудников ГУПВИ НКВД поддаются расшифровке, если внимательно читать дневник Паулюса.
До встречи с лидером КПГ
При всей своей внешней сдержанности Паулюс отнюдь не был человеком без эмоций. Обратите внимание на эти строки: «13 апреля 1943 года. Я был вчера изумлён, когда увидел, сколько немецких пленных находится в антифашистской школе. Если бы мне это рассказали ранее, то я бы никогда этому не поверил. Но теперь я видел это своими собственными глазами».
Вскоре у пленника №1 появятся новые поводы для тревожных размышлений о губительных, с его точки зрения, метаморфозах в душах соотечественников, пленённых Красной Армией. Разве можно фельдмаршалу читать спокойно, без неутихающего гнева, в газете «Фрайес Дойчланд» репортаж с проходившей в клубе Красногорского лагеря учредительной конференции Национального комитета «Свободная Германия», состоявшейся 12—13 июля 1943 года. «Эрих Вайнерт (немецкий писатель-коммунист. — В.Р.) выступает с программной речью, — пишет автор. — Вслед за ним один за другим поднимаются на трибуну делегаты. Люди от плуга и станка в солдатских мундирах; люди из сферы экономики и общественной жизни в офицерских мундирах; участники Первой мировой войны, которые более двадцати лет боролись за права народа; юноши, оторванные Второй мировой войной от студенческой аудитории, производственного обучения, только что сложившихся семей. Чувствуешь, как бьётся пульс всей Германии, всего народа, который, приходя в себя, расправляет плечи, готовый начать дело освобождения».
С переездом в Суздальский лагерь у Паулюса и его друзей сменился сам ритм жизни. Под сводами старинного монастыря, ставшего их временным пристанищем, всё располагало к беспристрастному созерцанию собственного прошлого. Конечно, можно утолить своё честолюбие, заново переиграв на штабной карте проигранное сражение. Однако фельдмаршал был выше этого. Если жизнь — игра, то уж лучше сыграть в покер с генералом Роске. Или, на худой конец, отправиться в лагерный клуб на очередной киносеанс.
«Картина «Ленин в 1918 году» в основном всем генералам понравилась больше, чем последняя («Свинарка и пастух») картина. Артисты лучше играют, а также у них более хорошие технические данные, — делится своими впечатлениями Паулюс. — Генералу Пфефферу ночью даже приснился Ленин — надо меньше смотреть советские фильмы; так можно незаметно стать коммунистом-ленинистом-сталинистом».
Паулюсу довелось встречаться с настоящим коммунистом-ленинистом-сталинистом. Нет, не во сне, а наяву. Он предстал перед фельдмаршалом в его суздальских апартаментах в погожий летний день 1943 года. Лидер КПГ Вильгельм Пик ничем не напоминал гастролирующего трибуна:
— Я хотел узнать о вашем самочувствии, господин фельдмаршал. Вероятно, вы удивлены, что я, коммунист, который вынужден был эмигрировать, пришёл к вам. Однако мне действительно хочется поговорить с вами.
«Это звучало так естественно, так сердечно, что и голос Паулюса стал теплее», — отмечает в своих мемуарах полковник Адам.
— Благодарю вас за участие, господин Пик. Как вы видите, я хорошо устроен. Состояние моего здоровья в течение последних недель значительно улучшилось. Полковник Новиков заботится о нас. У нас есть немецкие и русские врачи. Питание хорошее и достаточное. Как военнопленный, я не могу ожидать большего.
— Вы, господин фельдмаршал, и многие другие немцы избежали бы плена, если не следовали за неким Гитлером, — ответил Пик.
— Вы забываете, господин Пик, что я солдат. Как солдат, я обязан выполнять приказы вышестоящих начальников. Политикой я никогда не занимался.
Вильгельм Пик прекрасно понимал, что получасовая беседа с Паулюсом ничуть не пошатнёт его идейно-нравственные устои. Хорошо, если фельдмаршал хотя бы задумается, на каком фундаменте они держатся. Не слишком ли там много гремучей нацистской смеси?
Пленник №1 перешёл Рубикон
И всё-таки главными возмутителями спокойствия в то лето оказались трое генералов — Зейдлиц, Латтманн и Корфес. Они стали инициаторами создания «Союза немецких офицеров», примкнувшего к антифашистскому комитету «Свободная Германия». Негодованию Паулюса не было предела: как они посмели нарушить присягу?! Вместе с 17 другими военачальниками, находившимися в советском плену, он подписал обращение к Советскому правительству, которое заканчивалось гневной тирадой: «Военнопленный не может знать действительного положения в своей стране, несмотря на то, что ему предоставляется вся имеющаяся информация; он не может определить, что в пользу, что в ущерб своей стране. Военнопленный, призывающий народ и армию против их фюрера, вносит разложение в их ряды и ослабляет силу своего народа в самое тяжёлое для него время. То, что делают офицеры и генералы, принадлежащие к «Союзу», является государственной изменой. Мы глубоко сожалеем, что они пошли по этому пути. Мы их больше не считаем нашими товарищами, и мы решительно отказываемся от них».
Поостыв, генералы, предавшие анафеме Зейдлица, Латтманна и Корфеса, поспешили отозвать своё послание. Но начавшийся раскол среди высших чинов уже невозможно было остановить: у взбунтовавшейся троицы нашлось немало последователей. Их число после перевода Паулюса и остальных генералов из Суздаля в посёлок Чернцы Ивановской области возросло до двадцати с лишним человек.
Паулюс предпочитает укрыться от происходящего вокруг в особом закрытом мире, куда не каждый мог заглянуть. Там хранились, если прибегнуть к метафоре, его чертежи будущего. Вновь и вновь фельдмаршал возвращается к излюбленной теме: СССР и Германия соглашаются на «ничью». 23 апреля 1943 года он оставил в дневнике следующую запись: «Так дальше продолжаться не может. Я твёрдо верю, что наш фюрер охотнее сегодня, чем завтра, заключил бы мир с Россией, всё равно на каких условиях, и это послужило бы на благо обоим народам». Но рисунок грядущего меняется после поступления очередных новостей с фронта: «Вечером разговаривал с комиссаром (генерал-майором НКВД. — В.Р.) Мельниковым. Он сказал, что положение Германии таково, что войну в стратегическом отношении Германия проиграла. Доказательством этого может служить тот факт, что немецкие войска, успешно наступавшие в 1941—1942 годах, уже летом следующего года потерпели крушение. Красная Армия перешла в контрнаступление, и были взяты Харьков, Таганрог, Орёл, Севск, Белгород, Ельня, Глухов... Хотя Германия и не имеет второго фронта и вся её отборная сила и лучшая техника на Восточном фронте, она не может противостоять Красной Армии».
Никому пока не удалось опровергнуть незатейливую аксиому информационно-психологической войны: чем успешнее армия, тем эффективнее контрпропаганда. Перелистав всего несколько страниц заветной тетради фельдмаршала, можно убедиться, насколько он эмоционально уязвим. Перепад в настроении у него чрезвычайно велик. От непоколебимой уверенности: «Наступление русских скоро выдохнется». До отчаяния: «Что будет с нашей бедной родиной?.. Русские продвигаются неимоверно быстро, мы отступаем ещё быстрее».
Фельдмаршал догадывался, что информационные штормы, обрушивающиеся на него, рукотворны, что за ними проступают фигуры генералов и офицеров ГУПВИ НКВД. Размышляя о разработанной ими системе контрпропаганды, фельдмаршал приходит к обескураживающему выводу: «Наверное, это метод. Метод! Всё это — и хорошее питание, и прекрасно организованная скука! Это же утончённая депрессия! О, Боже мой, что же это такое?!» И продолжает в том же духе: «Лагерь опять посетил генерал Мельников. Я сильно нервничал, пытаясь догадаться о причинах его посещения. Я ожидал, что Мельников подвергнет меня и других генералов пропагандистской экзекуции. К счастью, этого не произошло, но тон разговора, в котором происходили беседы с генералами, оставил неприятное впечатление и показал неприязненное к нам отношение. Это свидетельствует о хороших (для русских) делах на фронте и неважных для нас».
Произошло то, что, по оценке Паулюса, никогда не должно было произойти, — Красная Армия вышла к границам Восточной Пруссии. Случилось и ещё одно событие, способное, казалось бы, потрясти пленника №1. 20 июля 1944 года Гитлера попытались взорвать в его ставке. В организации неудавшегося покушения на фюрера участвовали высшие чины вермахта, в том числе фельдмаршалы.
Как же отреагировал пленник №1 на путч, закончившийся арестами и казнями заговорщиков? Судите сами: «Я с самого начала принял твёрдое решение — не принимать никакого участия в политической жизни, пока я являюсь военнопленным. Это решение я не намерен пересматривать и в данный момент, в связи с событиями в Германии». И далее: «Я продолжаю придерживаться своей прежней позиции, считая, что Гитлер успешно справится с восставшими генералами и будет в состоянии продолжать войну. Я верю, что фюреру удастся восстановить положение на Восточном фронте и добиться приемлемых для Германии условий мира».
Так кто же он, пленник №1 — фельдмаршал Гитлера или фельдмаршал немецкого народа? Ответ на этот вопрос прозвучит 8 августа 1944 года в обращении Фридриха Паулюса «К немецкому народу, к военнопленным немецким офицерам и солдатам, находящимся в СССР». Оно заканчивалось фразой: «Германия должна устранить Адольфа Гитлера и установить новое государственное руководство, которое закончит войну и создаст условия, обеспечивающие нашему народу дальнейшее существование и восстановление мирных, дружеских отношений с нашими нынешними противниками».
Перечитывая дневник пленника №1, обратим внимание на одну дату — не тогда ли началось его отступление с «нейтральной полосы»? Итак, 4 августа 1944 года в изложении фельдмаршала: «Большая часть времени сегодня снова ушла на разговоры с господином полковником Швецом. Я спросил его: «Какие предвидятся изменения в уже начертанной судьбе Германии, если я присоединюсь к движению?» Он ответил: «Ваш призыв к армии означает спасение многих немецких жизней, ибо поднимает голос человек, которого уважает и знает вся армия. Он показывает выход из катастрофического положения. С вашим присоединением к движению представительство новой демократической Германии становится серьёзным фактором, который нельзя будет обойти, когда будет решаться судьба будущей Германии».
Я, усмехнувшись, спросил: «А заслуженные господа из Национального комитета?» Полковник: «Заслуженные господа из Национального комитета заслужили себе полное право требовать от вас, чтобы вы присоединились к ним и стали во главе движения».
Я: «Но мне же говорят, что у меня нет совести...»
Полковник: «Вы должны понимать, что с вами говорил представитель государства, которое твёрдо хочет, чтобы это бессмысленное кровопролитие прекратилось — дискуссия по этому вопросу ведётся с вами уже год, а вы выставляете наивные и смешные аргументы, чтобы обосновать вашу отрицательную позицию. Положение выглядит так: 27 генералов немецкой армии говорят и пишут: «Необходимо убрать Гитлера — он нас вёл и ведёт в пропасть», а вы, фельдмаршал, молчите... Ваше молчание равно громкому призыву… к продолжению кровопролития, а этого не допустят ни генералы, ни мы».
Я: «Если вы так ставите вопрос, то вы должны и понять, что я не могу менять свою позицию под нажимом ультиматума, — я должен подумать… Скажите, как обстоит вопрос с формированием немецкой армии из числа военнопленных?»
Полковник: «Насчёт армии я точно не могу вам сказать, но, видите ли, до сих пор её не сформировали, несмотря на то, что массы немецких военнопленных требуют от нас создания такой армии — они хотят драться против Гитлера. Но Красная Армия… не заинтересована в том, чтобы немец стрелял в немца…»
Мне понравился ответ на последний вопрос, и напоследок я ему сказал, что будущая дружба между нашими народами была бы в опасности, если бы Красная Армия допустила такое положение, чтобы немец стрелял в немца и отвлекался от главной цели — Гитлера».
8 августа 1944 года фельдмаршал рассказал в дневнике о «крутом повороте» в своей судьбе: «Сегодня я решился выступить против фюрера». Обращение Паулюса многократно прозвучало на волнах московской радиостанции, вещающей на немецком языке. Листовки с его текстом, сброшенные с советских самолётов, стали для тысяч солдат и офицеров вермахта пропуском при сдаче в плен.
Гестапо рассвирепело. Ближайшие родственники фельдмаршала были арестованы, а жена брошена сначала в Бухенвальд, потом в концлагерь Дахау, где чудом уцелела. Паулюс отдавал себе отчёт, что ему и его семье не избежать страданий. Но, перейдя Рубикон, он упрямо шёл вперёд, освобождаясь от фашистских пут.
Тут не к месту говорить, подражая поклонникам Ницше, о «смерти Бога» в душе человека. Речь идёт об ином — о развенчании нацистского истукана. Он пока не сброшен наземь и не предан огню. Это произойдёт через несколько месяцев, весной 1945-го в Берлине, во дворе имперской канцелярии, где сожгут тело Гитлера, покончившего жизнь самоубийством.
24 декабря 1943 года во время генеральского рождественского ужина фельдмаршал произнёс слова, дышащие оптимизмом: «Как зимние озимые семена предчувствуют возрождение в природе, так и мы хотим ожидать от будущего только лучшего». И что же взошло на поле Паулюса?
Долгое ожидание поезда Москва — Берлин
Кто, скажите, мог бы вообразить такое: комментируя публикацию «Правды» о встрече руководителей внешнеполитических ведомств СССР, США, Великобритании, фельдмаршал пишет о «победе дипломатии Молотова». Более того, он критикует американский план Маршалла послевоенного восстановления европейской экономики «ввиду связанных с ним политических последствий». Ну а сейчас будьте готовы увидеть неизвестного вам пленника №1: «Я ежедневно читаю газеты. Я обращаю особое внимание на то, чтобы научиться отражать нападки на Советский Союз и марксизм, которые так часто имеют место в радиопередачах из Англии и Западной Германии. Я уже сейчас рассматриваю это как практику для будущей защиты своей собственной новой позиции».
Обойдёмся без восклицаний: «Не может быть!», «Фантастично!» Однако не будем уклоняться от вопроса: почему решение о репатриации «перековавшегося» Паулюса было принято только в 1953 году? Уже уехали генералы Мюллер, Ленски, полковник Адам и многие другие. А у фельдмаршала странный статус, он вроде бы уже и не пленник, но ещё не до конца свободный человек. Да, внешне у него всё устроено, всё отлажено. На подмосковной даче в Томилино у него всегда под рукой вышколенный ординарец, искусный повар. И в крымском санатории, и в столичной клинике его консультируют лучшие врачи, включая главного кремлёвского терапевта. Паулюсу были доступны любые московские театры и концертные залы. Но после возвращения на дачу его охватывала неодолимая тоска, которую он тщетно пытается запрятать в свой дневник: «Когда я вернусь на родину, я не знаю». Самое удивительное, этого не знали и советские генералы, опекавшие фельдмаршала.
Пушки смолкли. Но стал ли мир добрее и мудрее? Вряд ли. На смену горячей войне пришла война холодная. Разумеется, из тех, кто угодил в её жернова, фельдмаршал не являлся самой вожделенной жертвой. Однако он не был обойдён вниманием западных спецслужб. Словно по команде, в США и Европе газеты и радиостанции стали беспрерывно тиражировать один и тот же сюжет: в СССР Паулюс якобы возглавил 100-тысячную армию, сформированную из немецких военнопленных.
В апреле 1948 года во время беседы с генералом Мюллером фельдмаршал упоминает о новой угрозе, нависшей над ним: американский обвинитель Тейлор требует явки Паулюса в Нюрнберг, где продолжаются заседания Международного трибунала. Зачем? Ведь он уже выступал там два года назад на процессе против главных военных преступников. Фельдмаршал был уверен: «...Советское правительство отклонит при любых обстоятельствах требование американцев о выдаче им меня, даже в качестве эксперта или свидетеля».
Возвращаясь то и дело к требованию Тейлора, Паулюс признаётся: «Оно меня очень удивило и, может быть, даже напугало». Фельдмаршала лишает покоя не только «звонок из Нюрнберга», но и звучащий «русский колокольчик». Не случайно в его дневнике появляется запись: «… не будет ли Советское правительство вынуждено начать против меня следствие?» Да и в письме, адресованном генералу МВД Кобулову, угадывается знакомый мотив. Не забыв упомянуть о так называемых малых процессах против генералитета вермахта, продолжающихся в Нюрнберге, Паулюс подчёркивает: «В ОКВ (Главном командовании вермахта. — В.Р.) я никогда не работал. В ОКХ (Главном командовании сухопутных сил. — В.Р.) был оберквартирмейстером Генерального штаба с 3.09.40 г. до 20.01.42 г. Мои тогдашние начальники в ОКХ, фельдмаршал фон Браухич и генерал-полковник Гальдер, согласно заявлению того же американского обвинителя Тейлора, не привлечены к ответственности, так как для этого не было оснований. Таким образом, и в моём случае не должно быть никаких для этого оснований». И добавляет: «Я не помню, чтобы я, будучи на посту командующего 6-й армией, издал какой-либо приказ, противоречащий международным правилам ведения войны».
Все тревоги смывает одна лишь новость, которой пленник №1 в ноябре 1949 года спешит поделиться с сыном Эрнстом: «Моё возвращение, наконец, станет фактом в ближайшее время». Правда, точная дата отъезда в Берлин не названа. Ожидание растягивается на дни, недели, месяцы, годы. Почему же репатриация фельдмаршала откладывается на неопределённый срок? Владимир Марковчин перечисляет несколько причин. Но ключевую роль, видимо, сыграла эта: «В конце сороковых годов спецслужбами СССР был получен документ одной западной разведки, из которого явствовало, что через немецкую агентуру в Советском Союзе Паулюс поддерживает на протяжении целого ряда лет тайную связь с Германией. На проверку этой информации ушло довольно значительное время, чтобы в результате прийти к выводу о том, что этот документ является хорошо сработанной фальшивкой, а изложенная в нём информация — чистая ложь».
Не раз в ГУПВИ поступала команда готовить Паулюса, изъявившего желание жить и работать в ГДР, к репатриации. Из Берлина высылали сценарий его встречи. Ну а после очередной паузы звучал приказ: московские проводы фельдмаршала отменить.
И вот настал день, когда уже никто не мог опустить шлагбаум на дороге, по которой пленнику №1 предстояло возвращаться на родину. Решение о его репатриации в ГДР было одобрено ЦК КПСС. В международном вагоне курьерского поезда, отправлявшегося из Москвы в Берлин 24 октября 1953 года, компанию 63-летнему Фридриху Паулюсу составили ординарец, повар и двое сотрудников МВД СССР.
Вот так, под перестук колёс, завершалась русская одиссея Фридриха Паулюса. «Прежде чем я покину Советский Союз, — писал фельдмаршал в обращении к Советскому правительству, — я хотел бы сказать советским людям, что я пришёл в их страну в слепом послушании в качестве врага, а теперь уезжаю прозревшим человеком, свободным от нацистских пут, и другом этой страны».
